Ботаники не сдаются
Шрифт:
В лесу замечательно дышится, друзья Воробышка оказываются нормальными ребятами и скоро шутки, смех и треск прогорающих дров уводят всех в поздний вечер. Когда вспыхивает большой костер и опушка освещается пламенем, кто-то врубает бумбокс и начинает танцевать. Через несколько минут человек восемь танцуют в свете огня, и вот уже мысль: «Неужели здесь всегда было так здорово?» крутится в голове, а души касается легкая грусть: почему раньше я совсем не замечала этой стороны жизни и таких простых вещей?
Народ смеется
Воробышек был прав, связь здесь и в самом деле плохая, и мне не сразу удается услышать ворчливый голос отца:
— Привет, Катя. Как лес? Комары не закусали?
У старшего Уфимцева в голосе слышна обида — поверхностная, но настоящая. Такая обида бывает у детей, когда всем досталось по две конфеты, а тебе одна. Только на этот раз отцу первым не досталась новость, и я спешу ответить на ворчание:
— Пап, передай маме, что вы у нас самые лучшие.
— Да уж, вычудили вы дочки. Сначала Светка, потом ты. И не понять, кто удивил больше.
— Ну, я-то замуж уж точно не собираюсь, пап!
— А никто еще и не отпустит! — возмущается Уфимцев. — Ты смотри каков орел, крылья он распустил — его девушка. Пусть сначала покажет, что ему можно доверять! Ну сынок Градова и что? Ишь, чего захотел… — и папа еще добавляет десять красочных предложений, чем Ваньке намазать голый шиш вместо масла.
Ух, как его понесло-то. Точно уже о внуках размечтался!
Я говорю маме, что все хорошо, прощаюсь с родителями и возвращаюсь к компании.
Костер горит высокий, красные искры летят прямо в небо. Мне нравится на него смотреть. Ради этих минут — древнего действа, когда человек остается наедине с огнем и природой, похоже, здесь все и собрались.
Вдалеке от костра уже прохладно, но подходить не хочется. Хочется стоять и смотреть на звезды, особенно, когда меня находят и обнимают руки Ваньки. Когда он греет у своей груди. Мы просто стоим и молчим, но я слышу, как покашливают неподалеку его друзья и замечаю, как они поглядывают на нас, словно на их глазах происходит что-то необычное.
Костер прогорел и теперь горит невысоким пламенем, затих бумбокс, но зазвучали гитары, и компании, а с ними и парочки, сдвигаются к огню теснее, рассаживаясь кругом.
Хорошо, когда есть общие темы и все между собой знакомы. Можно часами травить байки и анекдоты, не обижаться на правду и смеяться над понятными шутками. Наша компания тоже сдвигает бревна от палаток ближе к центру опушки и рассаживается возле блондина Лаврика, у которого в руках гитара. Мне не приходится выбирать место. Воробышек просто усаживает меня к себе на колени, правда утягивает к дальнему краю, подальше
— Надоело, что ты далеко.
— Но, Ваня…
— Да наплевать.
Нам далеко до парочки, что сидит в нескольких метрах, с другой стороны костра, и вовсю целуется — девчонка на коленях лицом к парню, но все равно это какой-то новый вид близости, и я чувствую Воробышка кожей — крепкие мышцы бедер под ягодицами и руки на талии. Он усаживает меня на ногу, повернув к себе, и я обнимаю его за шею.
— Ну как отец? Позвонила своим?
— Да, все хорошо. Немного переживают, но это пройдет. Знаешь, Вань, мой папа считает, что ты сын Градова. Кажется, Роман Сергеевич не сказал ему, что он твой отчим.
Воробышек не удивляется. Только трется носом о щеку, щекоча меня дыханием.
— Я же говорил тебе, что он умный мужик — Градов, этим и подкупил нас с братом. Но сначала завоевал мать. Она у нас с характером и, если бы он не принял ее детей, ему бы не помог и статус. Само собой все понимают, кем мы приходимся Большому Боссу, но когда он говорит: «Наши с Валей дети», никто не рискнет спорить.
— А твой настоящий отец? Что с ним?
— Он был моряком и погиб на флоте еще молодым. Я его не помню, но Женька считает, что мы с братом вылитая его копия. Да я и сам по фотографиям это вижу.
— О-у, очень жаль, — мне и правда жаль, что у Ваньки в детстве не было отца. Но я запросто его представляю себе и говорю, что думаю: — Тогда он был настоящим красавцем, под стать маме. Она у тебя очень красивая женщина, я заметила.
Ванька удивляется, поймав пальцами мой подбородок.
— Значит, ты считаешь меня привлекательным, Очкастик? И как давно?
Вот говорю же: хитрец!
— Всегда, — честно отвечаю. — Но это не значит, что ты мне нравился раньше, Воробышек. — Я поднимаю бровь и надеюсь, что в отблесках костра парень видит мое лицо. — Или нравишься. Я еще не решила точно.
Я лгу, да, лгу, и ему это прекрасно известно. Ванька шепчет на ухо, притягивая меня ближе, и я чувствую грудью стук его сердца.
— Я тебе понравлюсь, Умка, — он улыбается, касаясь мочки языком и зубами. Смеется так тихо и только для меня, что я краснею. — Во всех смыслах, обещаю! Как партнер не хочу подвести своего Очкастика.
Меня пронзает током, а дыхание останавливается, когда я слышу вдруг откровенное и прямое, прозвучавшее у губ. Бросившее нас обоих в жар.
— Я хочу тебя, Катя. Понимаю, что рано, но ничего не могу с собой поделать. Останови меня, если я зайду слишком далеко.