Ботаники не сдаются
Шрифт:
Ну, конечно, куда мне с ним тягаться по части опыта и тесного общения с противоположным полом, и я сижу, как изваяние, осмысливая сказанное, пока Ванька наслаждается моей шеей и подбородком. Ему действительно плевать на то, видит нас кто-нибудь или нет. Мы скрыты ночью и в тоже время открыты взглядам. Среди людей, но совершенно точно наедине друг с другом. И как-то само собой встречаются губы, и пропадает стыд.
Какой-то парень у костра играет на гитаре и поет песню Басты «Сансара»…
— … Нас не стереть, мы живем назло,
Пусть
Это небо вместо сцены, здесь все вверх ногами.
И эти звезды в темноте — тобой зажженный фонарь. Эй…
………………………
Всю мою жизнь я иду к одну,
Всю мою жизнь я искал любовь, чтобы любить одну…
Они сказали: нас поздно спасать и поздно лечить.
Плевать! Ведь наши дети будут лучше, чем мы.
Лучше, чем мы…
…и я заслушиваюсь, проваливаясь вместе с Воробышком в параллельную Вселенную. Как хорошо, что мы сидим дальше, и пламя костра пляшет низко-низко на прогоревшем валежнике.
— Птиц, ты случайно не покупал пиво? У нас закончилось. Э-э, твою ж мать… Ну, ладно, я пойду сам поищу. Эй, в твоей сумке посмотрю, ты не возражаешь?
— Да отвали, Лаврик.
На мне спортивная кофта, но Ванька снимает свою — в два раза больше моей — и накидывает на мои плечи. Я не понимаю зачем, мне совершенно точно сейчас не холодно, особенно, когда ладонь Воробышка пробралась под футболку и скользит по спине, а его язык танцует по нёбу, заставляя меня задыхаться. Я уже расслабилась (ну две кофты, так две, какая в сущности разница, если так хорошо), когда вдруг чувствую, как расстегивается бюстгальтер. От неожиданности я успеваю вздрогнуть, но слышу спокойное:
— Тихо, Умка. Все хорошо. Он мне мешал.
И вторая ладонь парня пробирается под футболку и накрывает грудь. Очень нежно, надо отдать Ваньке должное, и не торопясь. Разбудив во мне тьму ощущений — от испуга до огненной вспышки в животе и восторга.
Если бы очки уже не съехали на лоб от поцелуев, они бы совершенно точно съехали сейчас.
— В-вань?
— М-м? — я оторвала губы от его губ, и он тут же переключается на шею.
— Ну и как? Ты там что-то нашел?
Ванька замирает и вдруг обнимает меня, не громко, но от души смеясь.
— Кать, обожаю твое чувство юмора. А ты как думаешь?
— Если честно, я боюсь даже думать.
Он смотрит мне в глаза, удерживая взгляд. Его рука лежит на пояснице, и Воробышек ощутимо проводит большим пальцем по позвоночнику, заставляя меня прогнуться ему навстречу. Дышит в губы, в то время как пальцы другой руки, легко сжав грудь, находят упругий сосок. Он проводит по нему пальцем и меня пронзает такой сильной вспышкой желания, что приходится невольно охнуть и зажмуриться.
— Тихо, Умка, мы здесь не одни, — Ванька наклоняется, чтобы
— Я… извини, — я так сильно впилась в его плечи, что не могу разжать ладони.
— Я знаю и чувствую то же самое.
Он коротко целует меня и, прежде, чем убрать руки из под футболки, умело застегивает бюстгальтер.
— Пора исполнять обещанное, Умка.
— Ты о чем? — ну вот, я не сгорела, я дышу и смотрю. И кажется, даже способна говорить.
Я только сейчас замечаю движение у костра и понимаю, что в кругу что-то происходит. Танцуют парень и девушка, и очень горячо танцуют, насколько я в данный момент вообще способна о чем-то судить.
— О стриптизе, конечно. Подожди, только успокоюсь немного. И не вздумай ерзать, Очкастик! — серьезно предупреждает Ванька. — Иначе я доберусь до твое попы, так же быстро, как до груди! И тогда мы уедем отсюда прямо сейчас!
Воробышек пересаживает меня на бревно, встает, а я ощущаю вдруг без него пустоту и такой гулкий стук сердца, словно спустилась с американской горки. У-у-ух, и что это было? Слышу, как его окликают друзья и понимаю, что Ванька откликнулся первым, это просто я оглохла.
Но разве можно не забыть себя, когда он рядом? Выстоять против его рук? Не ответить синим глазам и твердым губам, так смело меня познающим? Нет, мне это не под силу. И не важно, что я могу цитировать Шекспира и Ницше, сколько знаю языков и насколько сильна в физике, перед чувством к этому парню я бессильна. Обычная девушка с самым обычным сердцем. И сейчас оно бьется от пережитых ощущений только для него одного.
— Давай, Воробышек! Мы ждем! Давно ты здесь не отжигал!
— Ванька, давай!
— Птиц, утри нос Димычу! А то Борзов совсем оборзел!
— Эй, Береза! Я запомню!
Да это же батл! — понимаю я, когда замечаю, как парни петушатся друг с другом, заводя народ. Импровизированный, под гитару, но батл!
Незнакомый парень, которого все называют Димычем, вступает в круг у костра под громкие гитарные аккорды R&B мелодии. Я слышу отдаленно знакомые ноты, но что это за композиция — сказать не могу. На парне шапка-носок, сдвинутая на затылок, широкий свитшот с капюшоном, мешковатые джинсы и кеды. Парень танцует привычный ему хип-хоп, двигается умело и стильно… Да классно он двигается! И, кажется, всем нравится.
Но мне только так кажется. Я это понимаю, когда ему на смену выходит Воробышек.
За одну только Ванькину улыбку ему уже можно отдать победу в этом дружеском танцевальном споре. Он это знает, и выходит в круг уверенно, перекинувшись с Лавром и Сашкой парой фраз. Ребята берут гитары, и Гай, перевернув свою гитару грифом вниз, начинает настукивать на нижней деке ритм. Лаврик пробует аккорд, еще один… Поймав мелодию вступает громче, уверенней… И мы все здесь собравшиеся срываемся на возгласы, узнав самую известную композицию Майкла Джексона.