Боярин
Шрифт:
– Проклятье, – вздохнул он. – Почему так жарко? Будто в печи…
Вот и лифты. Он предполагал, что они мертвы, был почти готов к этому, но все-таки принялся нажимать одну за другой кнопки вызова. Никакой реакции. Значит, на лестницу.
С каждым новым пролетом, приближавшим мужчину к выходу, температура росла. Пот уже не тек, а лился ручьем. Ученый сбросил мокрый халат и распахнул дверь в холл первого этажа.
Тревога, нараставшая последние полчаса, сменилась паникой. Ни единой живой души.
Ветер, врывающийся снаружи, яростно листает страницы журнала, сиротливо лежащего на столе поста охраны. Стеклянных дверей, ведущих наружу, больше
К выходу мужчина уже не бежал. Шел, едва передвигая ноги. Спешить было некуда. Время, на которое он, совсем недавно, возлагал столько надежд, остановилось.
Что-то произошло, но это уже не имело значения. Он вышел из здания и остановился на крыльце, глядя на облака черного дыма, поедавшего город. Кое-где в этих облаках еще угадывались очертания зданий. Зыбкие и подрагивающие, легкие и непрочные, рыхлые, как туалетная бумага.
Череда толчков, заставляющих вздрагивать землю… Они следовали один за другим и каждый из толчков сопровождался яркой вспышкой. Потом эти вспышки слились в единый огненный фронт, растянувшийся на весь горизонт. Скрученная из оранжевых языков пламени адская волна неслась навстречу стоящему на крыльце человеку. Он ждал ее прикосновения, уже простившись с жизнью, но растворился в раскаленном до немыслимой температуры воздухе до того, как огненная лавина ударила в здание и, превратив его в груду обломков, понеслась дальше.
Часть первая
Глава 1
Деревянные кресты. Море. Океан крестов. Квадратные шляпки ржавых гвоздей, пробивших руки и ноги мучениц. Какой-то изверг содрал кожу с их лиц, сделав всех одинаковыми. Несколькими взмахами ножа уравнял красавиц и простушек, молодых и пожилых…
Несмотря на то, что все тела жизнь уже покинула, кровь из ран на руках и ногах продолжала струиться даже у тех женщин, тела которые уже достигли достаточно большой степени разложения. Багровые ручейки стекали на землю, которая жадно впитывала кровь. Из нее, подобно жутким растениям вырастали новые кресты. Лес их становился все гуще и непроходимее, но человек знал, куда идти и как выбраться из страшного места. Дорога шла в гору, вела к холму, на котором стоял тот, у кого можно было получить ответы на все вопросы. Пусть молодой, рыжеволосый мужчина в белом спортивном костюме или комбинезоне с узкими красными лампасами на рукавах и брюках не был похож на Бога. Но он знал и мог поделиться своими знаниями. А человек, бредший среди крестов, очень нуждался в этом, поскольку не имел понятия ни о своем поле, ни о возрасте, ни о роде занятий. Кто-то прошелся по его памяти даже не ластиком, а наждачной бумагой и стер все, по чем можно было идентифицировать личность. У него не было даже отражения. Он судил об этом по осколкам зеркал, воткнутых в перекладины крестов. В них отражалось все, что угодно – другие кресты, серое небо, набухшие ливнем черные тучи, но только не он.
По мере приближения к холму идти становилось все труднее. Ноги увязали в пропитанной кровью земле, превратившейся в болото. Плечи и руки были исцарапаны о концы крестов, через которые приходилось продираться.
Нет, он не видел ни рук, ни ног, лишь чувствовал тяжесть налипших комков грязи и боль.
Вот и подножие холма. До рыжеволосого остаются считаные десятки метров. Теперь уже можно рассмотреть черты его лица – правильные и четкие, словно профиль кесаря, выбитого на монете. Красавчик улыбается. Показывает ряд идеально здоровых зубов, словно рекламирует зубную пасту, а затем… Растворяется в воздухе.
Человек ускоряет шаг. Бежит. Но на вершине холма уже никого нет. Нет живых. Мертвых – сколько угодно. Холм покрыт красным от крови снегом. Повсюду – трупы воинов. Русоволосые, бородатые гиганты славянской наружности лежат вперемешку с маленькими черноволосыми, скуластыми и узкоглазыми монголами. Кочевников гораздо больше. Совсем недавно здесь был бой. Царил хаос. Однако был в нем и некий порядок. Эпицентр битвы.
Мужчина идет к нему и останавливается у горы камней. Среди них, уставившись в серое небо неподвижными глазами, лежит великан в красных от крови, проломленных ударами камней доспехах. Это – он. Рязанский воевода. Евпатий, по прозвищу Коловрат. Даже в смерти величественный и грозный.
Человек знает его. Знает давно. Опускается на колени, чтобы попрощаться с другом и командиром. Закрыть ему глаза. Чего вы хотите? – Только умереть!
Мужчина протягивает руку к лицу Евпатия, но коснуться его не успевает. Куда-то проваливается. Падает во мрак и безмолвие.
Удара о землю не чувствует, возможно о того, что сразу теряет сознание. В себя приходит от того, что на лицо падают капли. Он видел столько крови, что уверен – это снова кровь из раны, пробитой гвоздем в конечности мертвой женщины. Но капли холодные. Просто ледяные. А кровь по определению должна быть теплой.
Чтобы понять происхождение капель приходится идти на эксперимент – он слизывает каплю, которая оказывается ближе всего к губам. Вода. Только теперь он понимает насколько хочет пить и окончательно просыпается. Открывает глаза, с трудом поднимая налитые свинцовой тяжестью веки. Никаких крестов, никакого холма с трупами русичей и монголов. Над ним – часть прозрачного купола. Он разбит, а острые осколки покрыты толстым слоем пыли и паутины. Вода сочится из трещины в потолке.
Итак, он в помещении. Здесь царит полумрак, который рассеивает неизвестно откуда проникающая полоска света. Вокруг – столы, множество затянутых путиной приборов. Высокие стеклянные шкафы. Их содержимое невозможно различить из-за пыли и паутины. Похоже на то, что эти составляющие тлена и забвения скапливались здесь годами, если не десятилетиями.
Хлюп!
Новая капля воды, упавшая на щеку больше предыдущих. О, черт! Трещина на потолке стремительно увеличивалась. Края ее на глазах темнеют, набухая водой.
Только инстинкт самосохранения, мобилизовавший все резервы организма, спас человека. Он скатился с просторного ложа, под разбитым пластиковым куполом и шлепнулся на пол. Толстый ковер из пыли не смягчил удара. Крик боли заглушил шум падения отвалившегося куска потолка.
Он увидел, что осколок величиной с футбольный мяч упал прямо на вмятину, оставленную его головой на толстом слое белого полиуретана, который от времени утратил свою упругость.
Порадовавшись везению, человек попробовал встать, но оказалось, что ноги-руки его не слушаются. От судороги, которая, казалось, свела все тело, он завопил во весь голос.
Вволю накричавшись и сообразив, что никто не собирается приходить на помощь, он решил остаться в прежнем положении и просто осмотреться. Осмотр начал с самого себя.
Белый, уже испачканный в пыли комбинезон с парой накладных карманов по бокам. Тонкие красные лампасы. Уж не самого ли себя он видел, когда бродил среди окровавленных крестов в своем кошмаре?