Боярин
Шрифт:
Я начал с большей скоростью работать челюстями, заглатывая почти не пережеванные куски и обшаривая взглядом помещение в поисках какого-нибудь оружия. Но, увидев деревянное ведро с чистой водицей, начал вдруг испытывать невероятную жажду, заглушающую все остальные чувства. Шагнув к лавке, на которой стоит ведро и, опустившись на одно колено, припал губами к воде. С наслаждением шумно напился живительной влаги.
Полышались шаги на крыльце, дверь резко распахнулась, и в избу вошел разгорячено дышащий Алексашка. Отойдя в сторону, он махнул рукой, приглашая кого-то
— А ты во дворе покарауль, — сказал ему княжеский денщик. — Чай не замерзнешь. А то мало ли кого еще принесет.
Гвардеец безропотно подчинился приказу и вышел. Заброшенный им мужик поднялся, но, получив от Меньшикова хорошую затрещину, вновь упал на колени и больше не делал попыток встать. Лишь затравлено зыркал по сторонам.
— Кто таков? Откуда взялся? — грозно вопросил Светлейший.
— Ды, я вотета… Гринька ж я, — промямлил мужик. — Я о це… Я пана Чинигу шукав…
Меньшиков пинком отбросил лопочущего пленника к стене и возмущенно заговорил:
— Я только за кусточками пристроился, а этот как заорет из леса: «Пан Чинига, пан Чинига!» — и он вновь пнул бедолагу. — Убью, тварь!
— Охолони, Алексашка, — улыбаясь в бороденку, произнес князь и, уже обращаясь к пленнику, спросил: — Так ты, Гринька, к пану Чиниге? А-а, ну тогда ладно. Вон он, твой пан. Иди, докладывай, зачем пожаловал.
Мужик недоверчиво посмотрел на Князя, который уже уселся на лавку и, будто бы потеряв интерес к нежданному гостю, что-то вполголоса говорил Федору. Продолжая недоумевать, Гринька нашел взглядом пана Чинигу и, опасливо покосившись на Алексашку, не поднимаясь с колен, переместился в угол с пленниками.
— Да погромче докладывай! — неожиданно крикнул ему в спину Светлейший. — Чтобы нам тут хорошо слышно было.
Заикаясь и поминутно косясь на нависших над ним денщика и гвардейца, мужик поведал пану Чиниге, а заодно и всем присутствующим о том, как в заброшенную усадьбу, где они расположились, приехала повозка с какими-то людьми. Видя окруживших их хлопцев, двое мужиков схватились за сабли и были тут же застрелены. Разоравшуюся бабу успокоили несколькими оплеухами и с пристрастием допросили. Оказалось, что хозяин усадьбы, направляясь по каким-то делам в Оскол, решил заглянуть в свое заброшенное имение, а заодно и переночевать в нем. Потому и были посланы вперед холопы с дочкиной нянькой, чтобы растопить печь, да навести порядок в паре комнат.
Вот Панас и послал Гриньку, доложиться пану Чиниге о скором прибытии хозяина усадьбы. И ежели пан сам не прибудет, то узнать, что делать — порешить боярина, али пленить?
— Боярин значит с дочкой едет, — подытожил князь. — А много ль с ним еще народу?
— Баба гутаре, шо двое холопов всего осталось, — доложил слегка осмелевший пленник.
— Что делать будем, Петр Александрыч? — озадаченно спросил Федор.
— Надо выручать боярина. Не оставлять же его на растерзание этим, — князь кивнул в сторону пленников.
— Многовато их. Может, сперва до Оскола доберемся, а там уже местный воевода отряд пошлет… — начинал было Алексашка, но его перебил Басманов.
— До Оскола нам дай Бог к рассвету добраться, да назад, ежели не мешкая да на санях, еще полдня. А Митрофан Жуковский уже скоро должен подъехать, — высказался боярин.
— Видел я в прошлом году его дочурку, — вставил князь. — Она тогда уже девка хоть куда была. А нынче, небось, и вовсе красавица. Снасильничают ее, ежели вовремя не поспеем.
— Да и если Гринька скоро не вернется, они наверняка пошлют еще кого-нибудь, — высказал и я свою мысль. — Увидят, что их командиры пропали, найдут тех в сарае и сразу поймут, что что-то тут неладно. Могут и уйти из усадьбы.
— Сколько в усадьбе лихоимцев? — спросил непонятно у кого Петр Александрович.
— Две дюжины без меня, — с готовностью сообщил Гринька.
— Оно понятно, что без тебя, — задумчиво проговорил князь, поставив локоть на стол и опершись подбородком о кулак.
Воцарилась тишина, нарушаемая только слабым потрескиванием лучин да еле слышимым из-за дверей хрустом снега под ногами караульного. Треска дров и гудение огня в печи не слышно. Вероятно, все давно прогорело, а затапливать заново смысла нет.
Несмотря на то, что проспал и так значительную часть дня, глаза снова начали слипаться. Сказывается тепло и сытость в желудке. Клюнув было носом, я огляделся — не заметил ли кто? А то опять насмехаться начнут. Но все смотрели на князя.
Встав с лавки, я молча вышел из избы. Под удивленным взором топчущегося у крыльца гвардейца зачерпнул горсть не затоптанного снега и растер лицо.
— У-ух, — я передернул плечами, озябнув после теплого помещения, и поспешил назад, а то мокрые щеки уже довольно чувствительно пощипывал морозец.
В доме все уже тоже на ногах. Меньшиков с гвардейцем уложили Савина спиной на лавку и привязывали ноги предателя. Покончив с ногами, развязали ему руки и, заломив их под лавку, снова связали.
Чинигу подняли, и гвардеец потащил его заворот из избы.
— Ежели что, кто-нибудь обязательно должен вернуться и порешить этого ирода, — князь кивнул на привязанного к лавке.
— Может, сразу? — предложил Басманов.
— Нет, Федор Савелич, — отрицательно покрутил головой Светлейший. — Очень уж я хочу живьем его в столицу доставить, чтобы с тезкой своим Петькой Голицыным лбами столкнуть.
Понимая, что нам предстоит ночной марш-бросок с целью не дать бандитам захватить или убить боярина Жуковского с дочкой, я радости от предстоящего приключения не испытываю, особенно учитывая факт, что на каждого из нас будет по четыре врага. Но ясно, что по-другому эти люди поступить просто не могут. А я теперь с ними в одной компании. Хоть и доставалось мне от этой компании, в частности от несдержанного княжеского денщика, поболее, чем от бандитов…