Боярин
Шрифт:
— Располагайтесь, — приглашает нас князь. — Обождем здесь, пока там угомонятся да спать улягутся. Заодно порасспросим человечка — что да как. Подними-ка его, Степан.
Гвардеец хватает за шкирку связанного бандита и, поставив на ноги, подталкивает к столу.
— Что с боярином? — задает вопрос Петр Александрович.
— З яким боярином? — не понимает мужик и тут же сгибается пополам от Алексашкиного удара.
— С хозяином усадьбы, — поясняет бородач.
— Вин наших хлопцив троих порубав, — хрипит согнувшийся пленник.
— Что
— Его Мыкола Недранец бочонком с возка сбыв. Тот шею и свернул.
В комнате повисает тишина.
— Что с его дочкой? — первым задаю очередной вопрос, думая, что если и дочку убили, то самым простым выходом будет подпереть двери до подпалить дом вместе с разбойниками.
— Дивчина с нянькою в светелке. Панас велел не трогать ее, пока пан Чинига не объявится. Воны с Мыколой чуток не подрались из-за ций дивчины.
— Сколько человек в доме? — снова спрашивает князь.
— Дык, десятка два осталось…
Светлейший кивает Алексашке, и тот вгоняет клинок под лопатку бандиту.
— Если того мужика хватятся, то нас быстро обнаружат, — обращаюсь к Федору.
— О чем это ты, Дмитрий Станиславович? — интересуется князь.
— Дмитрий Станиславович своим посохом уже упокоил одного лихоимца, — поясняет за меня Федор и кратко, но красочно рассказывает о моей шаолиньской выходке.
— Экий ты прыткий, — произносит в мою сторону князь, то ли одобрительно, то ли с укором. — Но прибрать мертвяка надо, дабы не хватились раньше времени. Раз набедокурил, то тебе и прибирать. Возьми с собой Савелия. Да поосторожнее там.
Тяжело вздыхаю от необходимости снова идти в морозную темноту. Прежде чем выйти, снимаю с плеча ружье — все равно оно мне только мешается, и использовать его в качестве дубины, когда есть шест, глупо. Глубоко вдыхаю прогретый воздух и, задержав дыхание, шагаю сквозь ворвавшийся морозный пар в открытую дверь.
Пробегаем через двор за стену дома. Труп лежит как и лежал, и вполне возможно, что мог бы так и пролежать необнаруженным до рассвета. Однако раз пришли, нужно прибрать.
— Может, в хлев его, боярин? — предлагает Савелий.
— Где прячут лист? — выдаю вдруг возникшую мысль.
— Ась? — не понимает гвардеец.
— На телегу его, — говорю без лишних объяснений. Лишь мотивирую коротко: — Туда ближе.
Хватаю мертвяка за ноги, Савелий подхватывает подмышки.
— Погоди, — подхватываю валяющийся тут же серый кафтан, бросаю на труп и, зажав посох подмышкой, снова берусь за ноги.
Подтаскиваем к телеге и, размахнувшись, словно мешок забрасываем поверх груды тел.
Подумав, сдергиваю с трупа сапоги, чтобы не отличался от остальных, и забрасываю их под телегу. Снова подбираю слетевший на снег кафтан, и в этот момент раздается скрип открывающейся двери. Савелий шустро прячется за телегой. Я успеваю только отвернуться и набросить поверх дубленки кафтан, понимая, что капюшон на голове все равно вызовет подозрение.
— Мыкола, ты, чи ни? Тоби Панас кличет.
— Ни, це не он, — отзываюсь, берясь за прислоненный к телеге посох. — Вин у сарайке нужду справляет.
— Це хто? — звучит непонимание в голосе, и порожки начинают скрипеть под грузными шагами. — Кирьян, ты, чи ни? Ты шо там робишь с мертвяками?
— Лешко, бисов сын, чого хату видчинил? — кричит еще кто-то и следом слышится стук захлопнувшейся двери, отсекший гомон голосов из дома.
А снег под ногами Лешки скрипит уже в паре метрах за моей спиной.
— Чи не Кирьян? — снова вопрошает он. — Це хто?
— Це некрофил, — произношу утробным голосом и с разворота бью любопытного мужика посохом по голове.
Попадаю чуть ниже уха. И по звуку, и по отсушенным ладоням ощущение такое, будто врезал по бетонному столбу. Однако жердина выдержала, не переломилась. Голова бандита, похоже, тоже.
Передо мной стоит практически квадратный бугай с лысой головой, растущей прямо из плеч, без малейших признаков шеи. Он застыл с вытаращенными рыбьими глазами и открытым ртом.
Отступаю и упираюсь спиной в телегу, вернее в свисающую через край чью-то руку. Быстро скашиваю глаза направо и налево, соображая в какую сторону убегать, когда этот боров ринется на меня. Снова бить его этой жалкой палочкой не возникает даже и мысли.
И тут глаза здоровяка закатываются, и он, словно опрокинутый шкаф, падает навзничь. Внутри меня будто ослабляется какая-то пружина — руки и ноги слабеют и начинают мелко дрожать.
— Савелий, — хриплым полушепотом зову гвардейца, не узнавая собственного голоса.
— Здесь я, боярин, — он и правда уже стоит рядом с оголенной саблей в руке. Не сводя взгляда с поверженного, кивает на телегу: — Этого туда же?
— Нет. Этот будет слишком заметен, — отклоняю предложение, думая на самом деле о том, что вряд ли смогу закинуть наверх такую тушу. — Хватай его за ноги и волоки за вон тот сарай.
Проследив, как Савелий тащит здоровяка в темноту, на все еще дрожащих ногах направляюсь к строению у ворот. И в это время из дома раздается истошный женский крик, хорошо слышимый даже через закрытые двери и окна. Кричит явно молодая женщина. Наверняка дочь погибшего хозяина усадьбы.
Не задумываясь назвал бы идиотом любого, кто поступил бы так же, как далее поступил я сам.
Сбрасываю полушубок, поднимаю и напяливаю серый кафтан. После полусекундного раздумья цепляю ножны с саблей. Беру ставшую родной жердину и решительным шагом направляюсь к крыльцу.
И снова женский крик и мужская ругань. Определяю, что кричат в правой половине дома.
— Боярин, — останавливает меня окрик Савелия, когда, уже поднявшись на крыльцо, собираюсь открыть дверь. — Ты куда?