Боярин
Шрифт:
— Савелий, — обращаюсь к чавкающему сзади гвардейцу. — Когда последний раз снег выпадал?
— Дней десять уже как.
— И что, нельзя было его убрать?
— Как это? — вопрошает тот, после долгой минуты раздумья.
Промолчав, зло шагаю через площадь, высоко задирая ноги, чтобы не загребать ботинками снежную кашицу. Миновав какое-то здание, у крыльца которого толпятся солдаты в точно таких же серых кафтанах и войлочных шапках, как у напавших на нас бандитов, останавливаюсь, озираясь по сторонам. Почему-то ожидал, что попаду на улицу, которая куда-нибудь да выведет. Но улиц здесь, похоже, нет.
За окружающими площадь двухэтажными домами находятся домишки поменьше, крытые в основном соломой. Из труб курится дымок, растворяющийся в низком небе. Вокруг домов нет никаких заборов, огораживающих частную территорию.
В какую же сторону мне прогуляться? Площадь наверняка является центром крепости. В моем мире в центре Оскола есть только одна площадь, что около бывшего ДК «Октябрь», в которую упирается улица Ленина. Но вряд ли это та же самая площадь, ибо от «Октября» начинается резкий спуск по бывшему крепостному валу к Оскольцу и слободе «Ямской». Здесь же никакого спуска не видно. Да и по краю вала должна стоять крепостная стена. Где, кстати, стена?
— Дмитрий Станиславович, рад тебя видеть в добром здравии, — раздается голос воеводы. — А я вот все никак не мог выбрать время, чтобы зайти к тебе для беседы. Надеюсь, сегодня освободиться раньше. Очень уж любопытные истории о тебе поведали Петр Александрович и Федор Савелич. Хотелось бы самолично послушать.
Воевода, вероятно, вышел из того дома, возле которого топчутся солдаты. Рядом с ним какой-то худой человек с крючковатым носом, одетый в долгополую песцовую шубу и высокую меховую шапку.
— Да надоело мне, Афанасий Егорыч, на кровати валяться. Все бока уже отлежал. Решил пройтись, подышать свежим воздухом.
— Нешто в избе воздух не свеж? — прищурил глаз худой, и я сразу узнал по голосу заговорщика с постоялого двора. Странно, но я его там не видел, иначе такого точно не забыл бы. Но голос-то точно тот.
— Где-то мы встречались с тобой, боярин, — решаю уточнить на всякий случай.
— Не видывал я тебя доселе.
— А той ночью, когда на Светлейшего Князя покушались, разве не тебя я встретил во дворе?
Худой вздрагивает и еще сильнее прищуривает полыхнувшие злобой глаза, подтверждая тем самым мои подозрения.
— Не было меня в яме, — восклицает он.
— В какой яме? — не понимаю я.
— Никита Олегович из столицы прибыл аккурат перед вашим появлением. Так что, попутал ты его с кем-то, Дмитрий Станиславович, — разводит руками воевода.
— Да? Ну, значит, точно попутал, — соглашаюсь, не желая раньше времени обострять ситуацию. И, чтобы перевести разговор на другую тему, говорю: — Сыровато у вас тут для прогулки. Наверное заняты все чрезмерно, оттого и снег в крепости не убирается.
— Куда снег не убирается? — не понимает воевода, и тут же советует: — А ты, Дмитрий Станиславович, на стену поднимись. Там хоть и ветрено, зато сухо.
— Непременно поднимусь, — обещаю воеводе. — Только я ж здесь впервые.
— Так идите к стрелецким воротам, — указывает рукой тот. — Ну, так встретимся вечерком за ужином. А мы, Никита Олегович, пойдем, займемся твоим делом.
Воевода с подозрительным боярином направляются к ближайшей избе, а я, сопровождаемый Савелием, двигаюсь обратно через площадь в указанном направлении. Вскоре сквозь висящую в воздухе сырую мгу начинаю различать высокую деревянную башню, увенчанную четырехскатной крышей, и примыкающие к ней рубленные стены. В основании башни большие ворота, внутренняя створка которых — огромный щит из бревен — поднята на блоках и удерживается двумя толстенными цепями. Наружные створки просто распахнуты. Из любопытства направляюсь в проход между наружными и внутренними воротами. С правой стороны сквозь прямоугольные бойницы на нас смотрят три орудийных жерла. В воротах нет ни единого человека. Лишь вниз по склону удаляется группа всадников, проехавшая перед нами. Порываюсь было спросить сопровождающего меня гвардейца, почему нет охраны в воротах, но сдерживаюсь, не желая выказать какую-нибудь глупость. Вместо этого спрашиваю:
— Наверх-то как подняться?
Мы возвращаемся, и Савелий указывает на двери во внутренней части стены рядом с башней. Через них проходим в помещение, в котором и установлены те три пушки, жерла которых я только что разглядывал. В дальнем темном углу что-то перебирают двое солдат. Глянув на нас, они продолжают заниматься своим делом.
По крутой лестнице, представляющей собой два бревна с врезанными в них ступенями, поднимаемся на следующий этаж. Здесь тоже установлены три пушки. Только две из них направлены в боковые бойницы, смотрящие вдоль стен. Перед средней, более крупной пушкой лежит горка ядер.
— Почему один? — спрашивает у находившегося здесь солдата Савелий.
— Дык, воевода ж распорядился, господин гвардейский старшина, — бодро отвечает тот.
Внимательно осматриваю своего телохранителя и не нахожу никаких отличительных знаков, по которым можно определить звание. Может, солдат просто знаком с Савелием.
— Отчего же так? — решаю тоже проявить озабоченность ситуацией.
— Дык, слободы порушенные отстраивать надо, боярин. Да и ворога далеко отогнали. Но ежели что, вмиг все войско в остроге соберется.
— Ну, хорошо, коли так, — одобрительно киваю и ступаю на лестницу, ведущую выше.
На следующем этаже так же три пушки, но направлены стволами в сторону степи. По бокам открытые проемы, ведущие на стены.
Поднимаемся еще выше и оказываемся на дозорной площадке. Здесь возле единственной пушки, зябко кутаясь в кафтаны, топчутся двое воинов. По периметру примерно по грудь бревенчатое ограждение. Над головой четырехскатная крыша, установленная на восьми столбцах. Метрах в двухстах с обеих сторон возвышаются такие же башни.
— Как служба, молодцы? — изображаю из себя высокий проверяющий чин. Киваю в сторону степи: — Не видно ли чего подозрительного?
— А чего там нонче можно увидеть? — ничуть не смутившись, отвечает тот, что постарше. — Таперича вражина не скоро объявится. Даст Бог, при нашей жизни с энтой стороны больше не припрется.
Немного потоптавшись на пронизывающем сквозняке, спускаюсь с дозорной площадки и выхожу на стену. Стена шириной метра три. С наружной стороны бревенчатый сруб поднимается по грудь. Через каждый шаг в нем проделаны небольшие квадратные бойницы со скошенными наружными краями, вероятно, для увеличения угла обстрела. Над головой односкатный навес, установленный на столбах.