Боярышня Воеводина
Шрифт:
Михаил поехал обратно, прикидывая, как ему в подвалы попасть, наверняка там не только батюшку Серафима держат! И тут его обрадовал старик Николай. Изложил разговор подслушанный. Что вроде сработала его маскировка, не опасаются его сильно, как и задумывали, барчуком считают за любвеобильность в опалу отправленным. И что задумали ксендз и предатель — воевода им вечеринку устроить, с бабами. А под Мишу подложить полюбовницу воеводы, ключницу. У которой все ключи от крепости. И от подвала тоже. Миша задумался. Изменять Анне он категорически не хотел, но было у него в запасе пара заготовок, как бабе удовольствие доставить, что бы считала, что всю ночь с ним кувыркалась! Придется силу тратить. Ничего, за день восстановится! Что бы предателей изничтожить у него была задумка, но главную роль он отводил в ней отцу Серафиму. Именно он должен был призвать кары небесные
Предатель попался на уловку, стал сетовать на крайне суровый облик православия, скудность убранства церквей, приводя в пример католические храмы. Михаил согласно кивал, думая о том, что в разоренной смутой стране не до позолоты на иконах, хотя одежды священников, те, которые уцелели со старых времен таки остаются богато изукрашены. И, наверное, он попросит Аннушку вышить золотом покров на престол в церкви старого батюшки Иоанна в кузнечной слободе, если храм уцелеет. Он надеялся, что предатель сведет его с ксендзом немедленно, но тот, видимо, решил еще раз проверить княжича, на этот раз бабами. Ничего, будем решать проблемы по мере их поступления. Бабы, так бабы. Кузнец ждет, так что добываем ключ!
Гулянка удалась. Предатель притащил трех дворовых девок, явно доступного поведения и красивую бабу лет 30-то, ту самую ключницу. Снова Михаилу играть пришлось. Вспомнил прошлые года. Через минут 20 ключница у него уж извивалась от желания, сама раздеваться стала и его раздевать. Но до главного действа Миша не допустил. Целуя извивающуюся от страсти женщину, незаметно положил ей руку на затылок. Баба обмякла, опустил ее на ложе и, щелкнув пальцами, запустил в ее естество фантом им сотворенный, который и стал там пляски устраивать. Через несколько минут бабенка выгибаться начала, стонать. Теперь до утра так и будет, пока Миша чары не снимет. И останется у нее в памяти ночь со страстным любовником проведенная. То же сотворил он и с партнершами остальных мужиков и предателя. И с ним тоже. Дело сделают, он чары снимет, никто ничего и не вспомнит, только ласки страстные. В бабьих юбках нашел Миша ключи от крепостных помещений, кафтан надел, и пошли проверять, какой от подвала. Нашли. Подвал открыли. Петька помчался в слободу, к ожидающему его мастеру, Василий остался у двери караулить, что бы не открылась случайно. Он присел под дверью на колоду для рубки дров, как будто перебрал с хмелем и придремал на свежем воздухе. Михаил и Николай вниз спустились. Воздух был спертый, запах гадкий. Темница, одно слово. Ключи от камер висели на крюке от входа. Батюшку нашли быстро, вернее, он сам их позвал. Обознался, принял Михаила за брата его, Симеона, с которым учился вместе в семинарии. Окликнул:
— Симеон, ты ли? Каким ветром тебя в эту дыру занесло? Ты же вроде в Польше, с Филаретом!
— Симеон в Польше, я брат его младший, Михаил. Тоже Муромский. Меня в Лебедянь послали воеводой, да только плохо все у вас тут. Отец Серафим, разговор серьезный есть. Помощь ваш нужна, если не испугаетесь!
— Значит, понял уже, что из себя бывший воевода представляет?
— Понял. Извести его хочу, да так, что бы все его приспешники в штаны наложили и дружно от латинской веры отреклись. Для прямого столкновения у меня своих людей маловато, не знал же никто о его воровстве. Помощь запросил, да когда она прибудет. А времени у нас лишнего нет. Вот-вот окаянный Заруцкий подойдет, крепость не готова. Сдать ее предатель собирался. Посадские поддержат, да от них проку против войска мало будет. Поэтому хочу сделать так…
Миша тихо изложил Серафиму свой план.
— Дельно, должно сработать. Помогу, не испугаюсь. Да и здесь много народу недовольных предателем сидит. Настрадались, поддержат.
— Извини, отец Серафим, ничего с собой не принесли из еды. Боялись, что на кухне встревожатся. Одолеем супостата, будет вам и баня, и еда хорошая. Уж потерпите!
— Потерпим, княжич. Ради такого дела потерпим. Значит, завтра?
— Да, я смотр гарнизону устрою. А мои молодцы вас тихо выпустят. Так что сначала ваша речь, потом мое действие.
— Сил-то хватит?
— Хватит, я все рассчитал! До завтра! Петька вернулся, ключ принес. Я его на связку подвешу, а себе старый возьмем. Некогда проверять, вдруг заест, так надежнее!
— Тогда до завтра, княжич. Помолюсь ночью за удачу!
Покинув подвал Михаил решил все-таки разобраться с вредным ксендзом. Свет в бывшей церкви еще горел. Если сильный чародей, то уничтожить придется. Отпускать нельзя, донесет подельникам своим, что Лебедянь сдаваться не будет, плохо все станет. Если слабый, или вообще никакой, тогда просто в подвале посидит, потом передадим в разбойный приказ. Пусть с ним там разбираются!
Михаил толкнул плечом дверь в капеллу, бывший крепостной храм. У престола стоял на коленях ксендз, и молился, ни на что не обращая внимания. Довольно молодой мужик. Большой силы не чувствуется, хотя может прятать за артефактами. Ксендз почувствовал чужое присутствие, обернулся. На лицо его наползла улыбка, больше похожая на оскал.
Молодой боярин! — воскликнул католик, — вот не ждал вас сегодня. Иван должен был развлечь вас сегодня вечером.
— Развлек. Да так, что устал развлекаться. Вот, зашел в церковь, а тут не церковь, а католическая капелла! Хорошо устроились!
— Очень хорошо, что зашли. Я как раз хотел поговорить с вами. Вы же любите пышность в богослужении, как мне Иван доложил. — Ксендз протянул ему белую, пухлую кисть, явно рассчитывая на поцелуй. У Михаила зачесались кулаки, но он сдержался. Вот сейчас тебя и просканируем! Он крепко пожал протянутую для поцелуя руку. Пожал, но не отпустил.
— У культурных народов принято целовать руку священнослужителя! — пытаясь освободиться, пискнул латинянин.
— Природные русские князья целуют руку только маменьке, папеньке, патриарху и своему государю, а не рядовому попику!
— Вы варвар!
— Sic, ego sum barbarus ( Да, я варвар. Латынь)
— Вы говорите по латыни?
— Иногда варвары знают латынь. Non es caserdos. Sed tu es speculator. (Ты не священник. Ты соглядатай.) — отвисшую челюсть падре следовало подвязать платком, что бы не отвалилась.
Глава 18
— Значит так, падре, сидишь в своей капелле и не высовываешься. Сегодня увидишь силу веры православной, истинной, от Византии древней идущей. Не погрязшей в грехах, как Рим ваш развратный. И не пытайся с подельником своим переговорить, предупредить. Душеспасительные беседы можешь вести, например о судьбе Иуды Искариота, а больше ни о чем. Понял? Если жить хочешь!
Миша свободной рукой взял его за горло и пропустил через святого отца магическую волну.
— Маг, значит, — буравя Мишу ненавидящими глазами, прорычал ксендз, — не поможет тебе богопротивное колдовство! С царицей Мариной два сильнейших мага ездят. Один даже архимаг! Тебе не по зубам!
— Спасибо за предупреждение, падре. Только против свинца все равны, и маги, сиречь чародеи, и простые смертные, и царицы. Против воды Донской, тоже. А теперь сиди и не рыпайся, если жить хочешь!
Швырнул ксендза на пол, отряхнул руки, как после грязи и вышел, посмеиваясь. Теперь при любой попытке заговорить о нем, даже не упоминая имени, или предупредить об опасности поп католический будет захлебываться кашлем. Говорить сможет только об Иуде, иначе и задохнуться может. Совсем убивать, или речи лишать нельзя было, предатель что-то почует. Михаил уже знал, что каждое утро тот заходит в капеллу, получить благословление ксендза, так что насторожится, а это помешать его планам может. Одно плохо, опять расход силы, а ему завтра вся без остатка потребуется. Сильное колдовство требуется, и ювелирная точность, что бы никого невинного не задело, иначе весь эффект пропадет! Надо идти искать Петра. Не забыл ли он к травнице завернуть, зелье заказанное взять.