Бойцовский клуб (перевод А.Амзина)
Шрифт:
В доме на Пейпер-стрит, полицейский-детектив решил позвонить по поводу взрыва в моём кондоминиуме, и Тайлер стоял рядом со мной, нашёптывая в свободное ухо, и детектив спрашивал, не знал ли я кого-нибудь, кто мог сделать динамит.
— Несчастье — естественная часть процесса эволюции, — шептал Тайлер, — по направлению к трагедии и полному растворению.
Я сказал детективу, что это был холодильник, который взорвал мой кондоминиум.
— Я отрицаю постулаты физической силы и материальных накоплений, — шепчет Тайлер, —
В динамите, сказал детектив, были примеси — радикалы оксалата аммония и перхлорида калия, которые могут означать, что бомба — кустарного производства, да ещё замочная скважина на входной двери была расшатана.
Я сказал, что той ночью был в Вашингтоне, округ Коламбия.
Детектив по телефону объяснил, как некто впрыснул фреон в замочную скважину и затем попробовал зубило на замке, чтобы расшатать цилиндр. Примерно таким же образом преступники крадут велосипеды.
— Реформатор, уничтожающий мою собственность, — говорит Тайлер, — борется за сохранение духа моего. Учитель, который убирает собственность с пути моего, делает меня свободным.
Детектив сказал, что тот, кто сделал динамит, мог включить газ и задуть дежурный огонёк на плите за много дней до того, как произошёл взрыв. Газ был всего лишь переключателем. Газу понадобилось немало времени, чтобы заполнить кондоминиум до того, как он достиг компрессора у основания холодильника, и электрический мотор компрессора спровоцировал взрыв.
— Скажи им, — шепчет Тайлер. — Да, ты это сделал. Ты это всё взорвал. Он именно это и хочет услышать.
Я говорю детективу, нет, я не оставлял газ включённым и не покидал со злым умыслом город. Мне нравилась моя жизнь. Я любил этот кондоминиум. Я любил каждую щепочку в моей мебели.
Это была моя жизнь. Всё: лампы, стулья, ковры — это часть меня. Блюда в столах — тоже часть меня. Растения — это я. Телевидение было моей частицей. Всё, что взорвалось, было мною. Неужели вы не понимаете?
Детектив сказал, чтобы я не покидал город.
Глава 12
Мистер его честь, мистер президент отделения местного отделения национального объединённого профсоюза киномехаников и независимых операторов кинотеатров просто сел.
Подо всем, и за всем, и внутри всего, что человек взял — зреет и растёт нечто ужасное.
Ничто не вечно.
Всё разрушается.
Я знаю это, потому что Тайлер знает это.
Три года Тайлер склеивал и резал фильмы для сети кинотеатров. Фильм путешествует в шести или семи маленьких бобинах — в металлическом корпусе. Работа Тайлера — соединить маленькие бобины вместе в одну пятифутовую бобину, которые используются на самоперематывающихся проекторах непрерывного показа. После трёх лет работы: семь кинотеатров, по меньшей мере по три экрана в каждом, новые показы каждую неделю,
Так уж вышло, но эта самоперематывающаяся автоматика вытеснила старые проекторы, и профсоюзу Тайлер оказался не нужен. Мистер глава отделения был вынужден позвонить Тайлеру, чтобы пригласить его на короткий разговор.
Работа была скучной, и платили паршиво, так что президент объединённого объединения объединённых независимых киномехаников и объединённых кинотеатров, ежели объединить всё сказанное им, изрёк простую вещь: отделение окажет услугу Тайлеру. Дипломатического толка.
Не думайте, что это увольнение. Думайте об этом как о сокращении штатов.
И тогда мистер задница глава отделения собственной персоной говорит: — Мы ценим ваш вклад в наш успешный бизнес.
О, это не проблема, говорит Тайлер и ухмыляется. Пока профсоюз будет продолжать посылать чеки, я буду держать рот на замке.
Тайлер сказал:
— Подумайте об этом как о ранней отставке с пенсией.
Тайлер работал с сотнями лент.
Ленты возвращались распространителям. Фильмы уходили для переиздания. Комедии. Драмы. Мюзиклы. Ах-любовь. Боевики.
Забитые тайлеровыми однокадровыми вспышками порнографии.
Содомия. Фелляция. Куннилингус. Садомазохизм.
Тайлеру нечего терять.
Тайлер был пешкой в глазах всего мира, мусором — на чей угодно взгляд.
Это то, что Тайлер тоже велел передать менеджеру Прессман-отеля.
На другой его работе, в Прессман-отеле, Тайлер говорил, что он был никем. Никто не заботился — жив он или помер, и чувство это было, чёрт побери, взаимным. Это то, что Тайлер велел сказать мне в офисе менеджера отеля с охраной перед дверью.
Тайлер и я остались допоздна и обменялись историями после того, как всё было кончено.
Сразу после того, как он уйдёт в профсоюз киномехаников, Тайлер наказал мне пойти к менеджеру Прессман-отеля.
Тайлер и я выглядим почти как близнецы. У обоих из нас — продырявленные щёки, наша кожа потеряла чувствительность, мы забыли, когда надо уворачиваться, ежели тебя ударили.
Мои синяки — из бойцовского клуба, а рожа Тайлера оказалась набитой до такого состояния президентом профсоюза киномехаников. После того, как Тайлер выполз из офиса профсоюза, я пошёл повидаться с менеджером Прессман-отеля.
Я сел там, в офисе менеджера Прессман-отеля.
Я — Ухмыляющаяся Месть Джо.
Первое, что сказал менеджер отеля, это то, что у меня три минуты. В первые тридцать секунд я поведал ему, как писал в суп, пердел на крем-брюле, чихал на тушёный цикорий, и теперь я хочу, чтобы отель отсылал мне чек каждую неделю в размере моей средней заработной платы плюс чаевые. А в обмен я не пойду никуда больше работать и не зайду в редакции газет или к людям по охране здоровья со своей смятенной, полной слёз исповедью.