Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина)
Шрифт:
Шесть минут.
У нас здесь что-то вроде любовного треугольника. Я хочу Тайлера. Тайлер хочет Марлу. Марла хочет меня.
Я не хочу Марлу, а Тайлер не хочет чтобы я здесь околачивался, во всяком случае теперь. Это всё не из-за любви в смысле заботы. Это всё из-за собственности в смысле владения.
Без Марлы у Тайлера не будет ничего.
Пять минут.
Может быть мы станем легендами, может быть нет. Нет, говорю я, но подожди.
Где был бы Иисус, если бы никто не написал Евангелия?
Четыре минуты.
Я прижимаю ствол языком к щеке и говорю:
Я помню всё.
Три минуты.
2
Огромные руки Боба сомкнулись вокруг меня, и я оказался зажатым между его новыми потеющими сиськами, чудовищно обвисшими, из разряда тех, глядя на которые, думаешь, что Бог так же велик. Вокруг нас церковный подвал, заполненный мужчинами; мы встречаемся каждую ночь: это Арт, это Пол, это Боб; огромные плечи Боба вызывают у меня мысли о горизонте. Жирные светлые волосы Боба — то, что ты получишь, пользуясь кремом для волос, который называется лепным муссом, настолько жирные и светлые, и настолько ровные пряди.
Его руки обвились вокруг меня, огромные ладони Боба прижимают мою голову к новым сиськам, выросшим на его бочкоподобной груди.
— Всё в порядке, — говорит Боб, — теперь ты плачь.
Всем телом от колен до лба, я ощущаю внутри Боба химическую реакцию сгорания еды в кислороде.
— Может быть, они успели сделать это достаточно рано, — говорит Боб, — может это просто семинома. С семиномой у тебя почти стопроцентная вероятность выживания.
Плечи Боба вздымаются в глубоком вдохе, а затем падают, падают, падают в безудержном рыдании. Вздымаются. Падают, падают, падают.
Я приходил сюда каждую неделю в течение двух лет, и каждую неделю Боб обвивал меня своими руками, и я плакал.
— Плачь ты, — говорит Боб, вдыхает и всхлипыва-, всхлипыва-, всхлипывает, — теперь давай ты плачь.
Большое влажное лицо опускается мне на макушку, и я теряюсь внутри. И тогда я заплакал. Это правильный плач: в непроницаемой тьме, запертый внутри кого-то другого, когда начинаешь понимать, что всё, что ты когда-либо сможешь создать, превратится в мусор.
Всё, чем ты когда-либо гордился, будет выброшено прочь.
И я теряюсь внутри.
Так близко к состоянию сна я не был почти неделю.
Так я познакомился с Марлой Зингер.
Боб плачет, потому что шесть недель назад у него удалили яички. Затем гормональная терапия. У Боба такие сиськи, потому что у него слишком высокий уровень тестостерона . Поднимите уровень тестостерона достаточно высоко, и ваше тело начинает производить эстроген, чтобы достичь баланса.
И я плачу, потому что прямо сейчас твоя жизнь превращается в ничто, даже не ничто, забвение.
Слишком много эстрогена, и вы получите коровье вымя.
Заплакать очень просто — достаточно осознать, что все, кого ты любишь, забудут тебя или умрут. На достаточно длинном временном отрезке вероятность выживания любого человека падает к нулю.
Боб любит меня, потому что он думает, что у меня тоже удалили яички.
Вокруг нас, в подвале Епископальной церкви святой троицы, заполненном мягкими сборными диванами, около двадцати мужчин и всего одна женщина, они все виснут друг на друге, разбившись на пары, большая часть плачет. Некоторые подаются вперёд и их головы упираются ухо к уху — замок, в который становятся борцы. Мужчина с единственной женщиной положил локти ей на плечи — по руке с каждой стороны головы, её голова между его руками, и рыдает, уткнувшись лицом ей в шею. Её лицо периодически поворачивается в сторону, к зажатой между пальцами сигарете.
Я бросаю косые взгляды из объятий Большого Боба.
— Всю свою жизнь, — плачется Боб, — что бы я ни делал, я не знаю.
Единственная женщина в «Вернувшихся Мужчинах Вместе», группе поддержки рака яичек, эта женщина курит сигарету под тяжестью незнакомца и её глаза встречаются с моими.
Фальшивка.
Фальшивка.
Фальшивка.
Коротко стриженные чёрные волосы, большие, как в японских мультфильмах, глаза, тонкая молочная кожа, масломолочный блеск платья с рисунком тёмных роз, как на обоях, эта женщина была также в моей группе поддержки туберкулёза в пятницу вечером. Она была на круглом столе меланомы в среду вечером. В понедельник вечером она была в группе поддержки «Удар по лейкемии». Свет, падающий ей на пробор, выхватывает полоску белого скальпа.
Посмотри на список групп поддержки, — у всех у них размытые громкие названия. Моя группа кровяных паразитов в четверг вечером называется «Свобода и Чистота».
Группа мозговых паразитов, которую я посещаю, называется «За пределами».
И в воскресенье в полдень на «Вернувшихся Мужчинах Вместе» в подвале Троицкой Епископальной эта женщина опять здесь.
Хуже того, — я не могу плакать, когда она смотрит.
Это должна была быть моя любимая часть: упасть и рыдать в объятьях Большого Боба, потерявшего надежду. Мы все так тяжело работали всё это время. Это единственное место, где я по настоящему расслабляюсь и сдаюсь.
Это мой отпуск.
Я пошёл в свою первую группу поддержки два года назад, после того, как я опять сходил к врачу по поводу своей бессонницы.
Три недели и ни минуты сна. Три недели без сна и жизнь превращается в опыт «выхода из тела». Мой врач говорит: «Бессонница — это только симптом чего-то большего. Найди, что на самом деле не так. Слушайся своего тела».
А я просто хотел спать. Я хотел маленькие голубенькие капсулы Амитала Натрия, по двести миллиграмм каждая. Я хотел красненькие с голубым пульки Туинала, красные как губная помада капсулки Секонала.
Мой врач сказал мне жевать корень Валерианы и побольше заниматься. Возможно, мне удавалось уснуть.
Синяки под глазами, моё лицо, увядающее, как старый фрукт — вы бы решили, что я уже мёртв.
Мой врач сказал, если я хочу посмотреть на то, что такое настоящая боль, я должен заскочить в церковь первого причастия во вторник вечером. Посмотреть на мозговых паразитов. Посмотреть на дегенеративные заболевания костей. Органические мозговые дисфункции. Увидеть, как уходят раковые больные.