Бойтесь своих желаний
Шрифт:
Я спускаюсь ниже по его телу и изучаю теплую гладкую кожу руками и губами, потом неожиданно прикусываю зубами сосок и слышу стон от неожиданности и, надеюсь, от удовольствия. Вроде бы, от боли он тоже удовольствие получал? Не от кровавых рубцов и следов от плети, которые нужно иши лечить, а от легкой боли? То, что я видела однажды на вечеринке, мне понравилось и разожгло любопытство, а сейчас вдруг очень ясно всплыло в памяти.
— Кэйл, я видела в твоих вещах флоггер. Тебе нравится, когда им пользуются? — он неистово закивал. Наверное, это нечестный вопрос, мне кажется, что, если бы я спросила: «Кэйл, а тебе понравится, если я сейчас буду от тебя
— Тогда приготовься, я хочу попробовать.
Кэйл мгновенно достает нужный девайс из какого-то ящика, снимает брюки, вопросительно смотрит на меня и укладывается на кровать. Я разглядываю флоггер — нет, он не должен причинить сильную боль, но на всякий случай предупреждаю:
— Если сделаю больно, скажи мне. Я не рассержусь, обещаю, и не перестану с тобой играть. Придумаем что-нибудь другое.
Приноравливаюсь, как сделать замах, и опускаю кожаные ленточки на спину, покорно подставленную мне. Широкие плечи, сильная спина с красивым прогибом, переходящая в узкую талию, подтянутые ягодицы — красивое мужское тело заводит, очень заводит, а когда оно еще и покорное, и удовольствие от этого получает…
Я увлеклась, по-моему, потому что спина и плечи, к которым я прикоснулась губами, уже покраснели и горячие. Может, я удары все же не рассчитываю? Но ведь он же молчит, не говорит, что больно?
Какое-то тело под моими руками застывшее, словно окаменевшее, и Кэйл вздрогнул. Что-то не то происходит.
— Кэйл, ты что? Тебе больно? — я дотрагиваюсь до его щеки, чтобы увидеть лицо, и чувствую, что лицо у него мокрое. Что за…
— Кэйл, посмотри на меня! Быстро!
Кажется, он все-таки пытается вытереть лицо о простыню, а потом поворачивается ко мне. Ошибиться невозможно: щеки мокрые от слез, глаза покраснели и, кажется, он кусал губы, чтобы молчать. Молчал он, герой! С кем я разговаривала, кого просила предупреждать, если плохо будет? Но я же не могла слишком сильно ударить? Я помню, что Айлия порола его очень сильно, ни о каком удовольствии, конечно, и речи не шло, но он даже вида не подавал. Что сейчас случилось?
— Кэйли, что случилось? — я выхожу в ванную, беру там какое-то полотенце, смачиваю его водой и возвращаюсь к Кэйлу. Он уже осторожно садится, не решаясь, впрочем, прикрыться, и молча ждет меня.
Осторожно стираю полотенцем следы слез, сажусь рядом и обнимаю его, укутав полотенцем.
— Кэйл, скажи мне, что случилось? Ты промолчал, хотя я велела тебе сказать, если будет больно. Кажется, кое-кто проигнорировал мое указание… Но тебе не должно было быть больно, или я что-то не так сделала?
— Госпожа, — он прячет лицо у меня на плече, нарушив, кажется, все свои правила, — госпожа, я не знаю, что случилось. Я умею терпеть, правда, вы же видели! Нас же учили… если бы я такое не смог вытерпеть, меня бы вообще не взяли в Джордан. И вообще флоггером же не больно совсем. Я не знаю, что случилось. Мне очень стыдно.
— Кэйл, — меня вдруг осеняет, — а как давно это началось? После больницы? До этого ты мог все вытерпеть, а сейчас нет? Может, это какой-то побочный эффект от операции? Врачи мне говорили, что могут быть осложнения или побочные эффекты, но мы ничего сразу не заметили.
— Да, госпожа, после больницы… — растерянно говорит Кэйл. — До операции точно ничего подобного не было, я бы заметил.
— Значит, болевой порог понизился, чувствительность повысилась… Но это не самое страшное, знаешь, какие мне ужасы рассказывали! И паралич,
— Госпожа, вы зря отдали за меня столько денег в больнице… Я ни на что не годен, ни на что.
— Глупости какие. Ты же не думаешь, что я без подобных развлечений жить не могу? Я просто решила поэспериментировать. Теперь не буду. Мне совсем расхотелось причинять тебе боль. А теперь перевернись, я спину тебе намажу.
Кэйл, как кот, пытался потереться об меня, когда я мазала спину иши. Значит, спина у нас эрогенная зона? Наверное, не только спина. Мне кажется, что плюсов в этой ситуации вообще больше, чем минусов.
Кэйл чувствовал себя счастливым, каким-то летящим, мысли сами собой возвращались к долгожданному и такому непривычному вниманию госпожи. На Дейнара он едва обратил внимание, а зря. Тот мрачно взглянул на Кэйла, видимо, понял все и сразу, потому что вдруг зло припечатал его к стене. Кэйл ошеломленно взглянул на мальчишку, от которого он не ожидал агрессии, и инстинктивно попытался освободиться из захвата. Дин был сильнее, чем ему показалось на первый взгляд, поэтому какое-то время продолжались попытки освободиться, нарушаемые звуками ударов и тяжелым дыханием обоих, причем все происходило молча. Намерения любимчика госпожи были понятны — указать, кого госпожа выбрала добровольно, а кого — из жалости и по обязанности, непонятно только, как именно он собирался это показывать — избить и доказать, что сильнее, или уже достаточно пожил на Венге, чтобы проникнуться гаремными порядками. Кто из них сильнее — Кэйл собирался поспорить, и вовсе не планировал прогибаться под какого-то мальчишку, которому совершенно отказало благоразумие. А ведь только недавно он сам давал себе обещание быть тише воды, ниже травы и ничем не огорчать новую хозяйку…
Злость трансформировалась в прилив сил и рывок, после которого Дин отлетел в сторону, освобождая его, и уже Кэйл, вспоминая гаремные уроки, сделал подсечку и повалил того на пол. Дин этого не ожидал, а Кэйл уже мог воспользоваться преимуществами своего положения. Память услужливо подсказывала, как надо завести за спину вывернутую руку, чтобы проигравший только бессильно царапал пол другой рукой — этот прием когда-то использовали на нем самом, так что запомнить было несложно. Дин молча и яростно пытался освободиться, хотя на самом деле просто дергался под ним, молча, не прося пощады. Мальчишку надо было просто поставить на место, чтобы он помнил, что Кэйл — все-таки будущий муж, первый, а он пока никто, и навсегда излечить его от привычки нападать первым.
Зафиксированное под ним тело замерло от ужаса, когда Кэйл стянул с него штаны — домашние штаны не сильно отличались от гаремной одежды, а то с ремнем пришлось бы повозиться.
Дин пытался вырваться, снова молча и обреченно, понимая, что не будет просить: «Не надо» или кричать и звать Лару — позор какой, лучше уж пусть все случится.
Кэйл, видимо, решил не быть жестоким без необходимости, потому что готовил его с какой-то смазкой, потом тихо и отчетливо проговорил в ухо:
— Запомни: госпожа взяла меня к себе, и только она решит, кто и как часто будет с ней рядом или в ее постели. Ты, видимо, плохо понимаешь, поэтому я объясню способом, который помогает самым непонятливым.