Боюсь влюбиться. Мука

порно-актёра Заметки

– Что не можешь? Говори громче.

Он в курсе, что его духи не пахнут, а воняют? Ужасный запах доходил даже за три метра.

– Дава, хорош! – повторил блондин и встал, расправив плечи.

– Завали ебало! – Дава махнул рукой, и светлый мальчик тут же замолчал, покорно сложившись на диване. – А ты – звони.

Я решила, что пора бежать. Блондин был одной надеждой, но надежда улетучилась в вентиляцию вместе с вензелями дыма, которые

он оставлял после малюсенькой попытки защитить меня. Гнилое место с людьми, в которых нет ничего святого. Молча взяла сумку, захватила мусор и пошла к выходу.

– Куда? – Дава преградил путь и уставился черными, как смола, глазами.

– В туалет, – я отчетливо услышала, как задрожал мой голос, и попыталась обойти его.

– Сначала позвони, – он сделал шаг в сторону и ударил меня плечом.

Было больно, и я почувствовала, как зудят глаза из-за подступающих слез.

– Он сменил номер, – сказала.

– Что за хуйню ты мямлишь? – он уткнулся надутой грудью в мой нос.

Я молилась, чтобы Саша пришел скорее. Где его носит? Почему он ничего не объяснил? Что за Удача, и почему к нему пришли столько людей? Я должна отдуваться за какого-то мужчину, которого ни разу не видела?

– Пре-прекра… – я снова стала заикаться: уже второй раз!

– Прэ! Прэ! Прэ! – Дава стал так рьяно передразнивать, что мне на лицо брызнула порция его слюней. – Звони, я тебе сказал.

За спиной Давы сидела куча других плечистых мужчин, но все молчали, словно на спектакле. Внутри все переворачивалось от мерзости, что требовала от меня невозможного. Меня затошнило.

– Я… я не знаю его номера, – сказала я.

– Пиздишь! – он нервно выхватил мою сумку волосатой рукой, на которой блеснула золотая цепь. – Доставай телефон и звони, или я надену сумку на твою голову и заставлю сидеть, пока он не придет.

Здесь мои мозги отключились, впали в анабиоз. Страх сковал руки и ноги так, что не могла пошевелиться. По щекам уже текли слезы, а носоглотка всхлипывала в такт пульсирующим легким. Все происходило быстро; я воспринимала происходящее словно по стоп-кадрам. Дава грубо высыпал содержимое сумки на бежевый ламинат: помада, записная книжка, ручки, проездной, расческа, зеркальце и всякая мелочь. Я заметила даже пылинки и чьи-то волосы, которые смешались на полу с моими вещами.

Мне было нечем дышать, а купленный на рынке хачапури с сыром так и подкатывал к горлу. Надень эту сумку, и пусть все закончится.

– А это… – Дава заметил камень, подаренный дедушкой. – Ты что, камни

в сумке с собой носишь? Совсем больная, что ли? – он засмеялся и провел камнем по орбите вокруг себя, чтобы все посмотрели.

Я зажмурилась, разбив несколько капель об пол.

– Отдай, – совсем тихо сказала я.

– Что-что?

– Отдай! – крикнула я и дала громкую пощечину.

Глаза Давы настолько рассвирепели, что, казалось, он хочет всерьез убить меня. Но он лишь смотрел на меня, как будто пытался успокоить себя, чтобы не убить меня на глазах у всех. Затем он убрал камень в карман, и я приготовилась к погружению. Я поняла, что это максимум, на что способна. И дальнейшие мои сопротивления сделают только хуже.

Давай, Дава. Надевай…

Как только на мою милую голову натянули сумку, я глубоко выдохнула. Но легкие были не единственным органом, который в миг расслабился. По бедрам протянулись ручьи горячего переработанного апельсинового сока. Мне двадцать, и я обоссалась.

Через сумку, будто под водой, раздался животный гогот на фоне неутихающего рэпа. Из всех голосов я особенно разбирала смех Барабаса – никто не смеется так противно. Это был не смех, а визг умирающей свиньи.

Я стояла в луже собственной мочи, тапочки – насквозь мокрые. И вокруг темнота. Я чувствовала себя загнанной в угол индейкой, только стояла по центру. Не хватало софитов и суфлера с карточками, когда смеяться, а когда плакать. Хотя, в каком-то смысле суфлером был Дава, а я – его карточкой. Странно, но с сумкой на голове стало спокойнее. Внутри пахло домом. По крайней мере, меня перестало тошнить.

– Пускай ссанину уберет за собой! Своей… юбкой! – заржал кто-то; наверняка это был Барабас – тварь.

Я поняла, что рано успокоилась, и серьезно подумала, что сегодня могу умереть. Никто не собирался снимать с меня сумку и останавливать издевательство. Им нужна разрядка, выплеснуть накопившийся тестостерон, а я, вроде как, отлично подхожу – милая, беспомощная и, главное, как будто бы даже в чем-то виноватая.

– Пожалуйста, – еле слышно молила я. – Пожалуйста…

Смех и улюлюканье прекратились, и я поняла, что грядет продолжение. Мокрыми ногами я почувствовала вибрацию и тут же услышала тяжелый грохот, как будто по комнате пробежался великан. Потом что-то задело по руке, но было не больно. Я с содроганием сердца пыталась угадать, что сейчас произойдет: сдерут юбку, блузу или просто дадут чем-нибудь по голове.

Конец ознакомительного фрагмента.