Божье дело
Шрифт:
— Значит, вы считаете, — подытожила Алиса, — что все, происходящее здесь, соответствует описанию гипотетического Золотого Века в интерпретации профессора Босуэлла Дурхэма?
— Да, — сказал я. — Он часто подчеркивал в лекциях, что древние боги упустили многое из того, что могли бы сделать. Считал, что, присмотрись они повнимательнее к своим смертным подопечным, болезни, нищета, несчастья и войны исчезли бы с лица Земли. И еще утверждал, что древние боги на самом деле были всего лишь людьми, которые каким-то образом приобрели сверхчеловеческие способности и не знали, как ими воспользоваться,
Он, бывало, говорил, что мог бы гораздо лучше устроить жизнь простых людей, и разражался целой лекцией на тему «Как быть богом и любить это занятие». Это, естественно, вызывало у нас гомерический смех, так как невозможно было представить себе кого-либо, менее подходящего для роли бога, нежели Дурхэм.
— Об этом мне известно, — сказала Алиса. — Из писем сестры. Она считала, что именно это особенно раздражало Поливиносела. Он не понимал, что профессор просто проецирует на аудиторию придуманный им мир, не переставая мечтать о месте, куда можно было бы сбежать от изводящей его жены. Бедняга!
— Хорош бедняга! — хмыкнул я. — Ведь он устроил все именно так, как того и желал, не правда ли? Кто другой может похвастаться тем же, да еще в таких масштабах?
— Никто, — призналась Алиса. — Расскажите мне, на чем акцентировал Дурхэм в своем «Золотом Веке»?
— Он утверждал, что вся история человечества свидетельствует о том, что так называемый простой человек, Человек Заурядный — это такой малый, которому больше всего хочется, чтобы его никто не беспокоил, и жизнь кажется ему приятной только тогда, когда все его земное существование протекает совершенно гладко. Его идеалом является существование без болезней, когда много еды, развлечений и секса. Ему нравится, когда его обожают другие, не беспокоят оплатой счетов. Работать он хочет ровно столько, сколько требуется для того, чтобы не лезть на стенку от скуки. А главное — чтобы за него все время и обо всем думал и решал кто-нибудь другой. Большинство людей втайне мечтают о том, чтобы все заботы об их жизненном устройстве взяло на себя какого-либо рода божество, а сами бы они занимались только чем-нибудь приятным.
— Значит, воскликнула Алиса, — он ничем не лучше Гитлера или Сталина!
— Отнюдь нет, — возразил я. — Ему удалось устроить рай на Земле, в чем мы можем удостовериться, оглянувшись вокруг. И он не является приверженцем какой-либо одной идеологической схемы, сторонником применения насилия. Профессор…
Я запнулся, поняв, что начал защищать его.
Алиса злорадно хихикнула.
— Вы изменили свое мнение?
— Нет. Совсем нет. Ибо профессор, как и всякий диктатор, вынужден был извратить свои первоначальные взгляды. Он таки прибегнул к насилию — вспомните Поливиносела.
— Плохой пример. Он всегда был ослом, ослом и остался. И откуда нам знать, а не нравится ли ему быть именно ослом, а не кем-нибудь другим?
Ответить я не успел. Вся восточная половина небосвода внезапно озарилась грандиозной вспышкой. Через секунду-две до нас докатился оглушительный грохот взрыва. Мы были просто ошеломлены, так как свыклись с мыслью, что в этой долине подобные химические реакции невозможны.
Алиса вцепилась в мою руку.
— Неужели атака началась раньше, чем
— Я так не думаю. С чего бы это атаку начинать именно здесь? Давай пойдем и поглядим, что же, собственно, произошло.
— У меня такое впечатление, будто сверкнула молния, но какая-то не такая…
— Вы имеете в виду негативное изображение молнии? — высказал я мелькнувшую и у меня мысль.
— Вот именно, — кивнула Алиса. — Вспышка была черной.
— Мне доводилось видеть молнии, которые разветвлялись, — сказал я. — Но это первая… — Голос мой опустился до шепота. — Нет, бред какой-то. Нужно подождать, прежде чем выносить определенное суждение.
Мы перешли с грейдера на пересекающее его мощеное шоссе. Это была государственная автотрасса, в полутора милях отсюда проходящая мимо аэропорта Мелтонвилла.
Восточная часть неба снова озарилась вспышкой, и на этот раз мы увидели, что взрыв произошел гораздо ближе, чем казалось в прошлый раз. И поспешили вперед, готовые в любую секунду укрыться в лесу в случае возникновения угрозы. Пройдя полмили, я внезапно остановился как вкопанный.
— Что случилось? — спросила Алиса.
— Что-то я не припоминаю, чтобы здесь когда-нибудь протекал ручей, — медленно ответил я. — Совершенно точно, его здесь раньше не было. Я очень часто бродил тут, еще когда был бой-скаутом.
Однако сейчас перед нами было русло ручья. Оно шло с востока, со стороны Онабака, и поворачивало на юго-запад, в сторону от реки. Русло перерезало автотрассу, образовывая на ней разрыв шириной метров в десять. Кто-то притащил два длинных древесных ствола, перебросил их через ручей и уложил между ними планки, соорудив некоторое подобие моста.
Мы пересекли пересохшее русло и двинулись по шоссе дальше, но еще один взрыв слева убедил нас в том, что мы идем совсем не в ту сторону. Этот взрыв произошел совсем рядом, на краю просторного луга, на месте которого когда-то была стоянка автомашин.
Алиса потянула воздух носом.
— Пахнет горелой зеленью.
— Да. — Я вытянул руку в сторону дальнего берега ручья, хорошо освещенного луной. — Смотрите.
Полуобгорелые, изломанные стебли и ветви каких-то растений размером с добрую сосну, разбросанные метров на пятнадцать-двадцать друг от друга, устилали берег и дно ручья. Что это означает? Оставалось подойти поближе и разобраться.
Возле моста, где ручей неожиданно обрывался, мы наткнулись на толпу человек эдак в сто, образовавшую круг. Чтобы увидеть, что же такое интересное происходит внутри этого живого кольца, пришлось проталкиваться при помощи локтей. Мы еще не успели протиснуться, как вдруг какая-то женщина истошно завопила:
— Он опять налил слишком много Отвара!
— Спасайся, кто может! — взревел кто-то из мужчин.
И сразу же вокруг нас образовалась невероятная мешанина из обнаженных тел. Вопя, толкаясь и пиная друг друга, люди рассыпались во все стороны. Причем все это они проделывали с заливистым смехом, словно предвкушая хорошую потеху — странная смесь паники и пренебрежения к опасности.
Чтобы Алиса не потерялась в толпе, я крепко держал ее за руку.
— А в чем опасность? — крикнула она поравнявшемуся с нами мужчине.