Шрифт:
Этот самый день…
Я хорошо помню этот день…
Олеся, моя жена, толкает меня в плечо: «Саша, вставай! Вставай же, я ухожу на работу»…Нехотя продираю глаза. «О нет, еще одно поганое утро. Снова этот кромешный ад». Голова кружится с похмелья, принятые перед сном 400 грамм водки дают о себе знать. Во рту сухо, слабость в ногах. Я с трудом разлепляю веки и поднимаюсь с кровати, а в соседней комнате уже вовсю орут дети, тройняшки. Они хотят есть, пить, новый подгузник, они постоянно чего–то хотят и я должен торопиться. Потому что с каждой секундой их голоса все громче.
«Саша, ну вставай же, вставай, — кричит Олеся, стоя
Я сидел без работы. Точнее, я мог устроиться куда–нибудь, но мы решили, что это было бы экономически нецелесообразно: жена на тот момент работала в крупной международной компании и получала значительно больше. Поэтому семью обеспечивала именно она, а я сидел дома с маленькими детьми. Нравилось ли мне это? — да ни капли. Конечно, я любил своих детей, но проводить с ними все свое время было невыносимо. Я думаю, это был бы нелегкий труд для любой женщины, что уж говорить о мужчине, в принципе не приспособленном для такого рода дел. Но куда деваться, ведь я неудачник. Работы нет, денег нет, а значит — вот он твой единственный удел. Менять подгузники, греть кашки. Смириться.
Я с радостью ждал лишь одного — вечера. Когда с работы вернется жена и вместе с детьми уляжется спать. Тогда я достану из портфеля бутылку водки, включу какой–нибудь сериал и буду бухать, пока не начнут закрываться глаза. Буду запивать это пойло газировкой, закусывать фаст–фудом и наслаждаться своим маленьким «счастьем». Наконец–то меня никто не беспокоит, наконец–то в доме тишина и можно расслабиться! Только бы Олеся не вышла среди ночи в туалет и не увидела, что я снова пьян! А если вдруг выйдет, пусть мои глаза будут ясными, а голос достаточно тверд, чтобы она спросонья ни о чем не догадалась и не стала пилить… Я так боялся собственной жены. И этот страх немного останавливал, не давал полностью оскотиниться.
В свои 29 лет я считал, что жизнь кончена, что просвета нет, и впереди — лишь еще больший мрак. У меня были отвратительные отношения с женой. Она не верила в меня, не уважала, высмеивала практически любые мои инициативы. Пожалуй, между нами давно уже не было никакой любви. Нет, я ее ни в чем не виню — она имела полное право считать так, как она считала. И в самом деле, разве можно любить жирную тушку, которая весит больше 95 килограмм при росте 165 см? Не может обеспечить семью, постоянно жалуется на жизнь, квасит по ночам, да еще и курит, прованивая всю квартиру? Откуда же здесь взяться любви? Я и сам себя ненавидел.
Вообще, депрессия на протяжении долгих лет была моей верной спутницей. Я не ходил в детский садик и все детство провел с бабушкой и дедушкой, наверное, именно поэтому мне было так трудно идти первый раз в первый класс. Я плакал. Едва ли не бился в истерике на подступах к школе. Чужое здание, чужие, незнакомые дети, непонятные учителя. Где мама? Где бабушка с дедушкой! Зачем вы бросили меня? Зачем отдали на растерзание в это ужасное место! Несколько месяцев я привыкал к школе, рыдал, скандалил. Это было ужасно, и хотя со временем я стал гораздо спокойнее ко всему относиться, этот страх перед людьми остался где–то на подсознательном уровне.
Никогда не забуду случай, произошедший в 9 классе. Мы писали контрольную по физике, и сделали это настолько неудачно, что учительница всем поставил за нее двойки. Всем, кроме меня…Мы занимались с ней дополнительно и она, наверное, исходила из лучших побуждений, однако, журнал
Много раз мне хотелось сбежать из этой реальности. Помню, на первом курсе института я чуть было не стал толкиенистом. Вообще, я никогда не любил Толкиена, но зато запоем читал Перумова, и вся эта гномо–эльфийская рать была мне близка. И вот как–то раз позвонил мой приятель и рассказал, что есть такая классная тусовка толкиенистов. Там сражаются на мечах, там есть симпатичные девушки и вообще люди очень веселые и открытые. Ну я и подумал, почему бы и нет?
И правда, увиденное впечатлило! Люди в кольчугах, средневековых костюмах, повсюду костры (дело было зимой). А я еще пьяный–пьяный. Мы с приятелем одолжили у кого–то мечи и всласть порубились, затем посидели у костра, затем выпили еще и… В общем, я довольно быстро пропитался духом толкиенизма! Даже надумал делать меч и шить кольчугу, а затем и ездить на игры.
Это был такой удивительный и заманчивый мир! Ребята пели под гитару романтичные песни, девушки наряжались в яркие, цветастые платья, слышались удары мечей, громкий смех. Тут были свои герои и свои легенды. Я как будто оказался в другой эпохе. Во времена великих крестовых походов, искренней и чистой любви! Здесь никого не волновали деньги и прочие материальные блага, здесь не надо было ни на кого производить впечатления — всем было наплевать, кто ты и откуда. Присаживайся к любому костру, пой с нами, пей с нами, веселись с нами!
Это было так не похоже на мир, в котором я жил. Здесь не было серых людей, страхов, боли, скучных дел и примитивных забот. Здесь не было ненависти и боли, депрессии и пустоты. Мне так хотелось туда! Я грезил этим местом, думать ни о чем не мог, кроме него!
Но в какой–то момент я осознал, что меня просто засасывает! Что мне все тяжелее возвращаться домой. Я придумал себе какую–то сказку и так в нее поверил, что перестал следить за тем, что происходило вне Нескучного сада. Более того — настоящая жизнь была как раз там — в Нескучном, а институт и все остальное — лишь вынужденное зло, с которым нужно смириться. Помучиться, перетерпеть и назад к толкиенистам, в наш волшебный мир!
Лишь потом я понял, что все это — не более, чем побег от реальности, где я был по большому счету всего лишь очередным неудачником. Жирным, скучным, нелюдимым, зажатым. Но вместо того, чтобы меняться самому — я рисовал в своем воображении новый, истинный мир. И мне не нужно было прилагать над собой никаких усилий — достаточно просто приехать в Нескучный сад, и вот оно, счастье! Вот оно место, где я веселый, красивый, умный, талантливый! Где я востребован, где на меня обращают внимание, где я могу быть, кем угодно, хоть королем, хоть волшебником, хоть бесстрашным воином! А в реальности — всего лишь лузер, пытающийся вместе с такими же лузерами играть в игру, где наша ущербность не так явно бросалась бы в глаза…