Божественный лик Византии
Шрифт:
Долгое время среди историков считалось доказанным, будто папа Иоанн VIII вскоре отверг акты Собора «В храме Святой Софии» и подтвердил прежние римские приговоры о св. Фотии, хотя некоторые исследователи скептически относятся к этому предположению 434 . Так это было или нет, но в любом случае Рим не простил св. Фотию его Собора. Позднее папы Марин I (882—884), Адриан III (884—885) и Стефан VI (885—891) возобновили анафемы на него 435 .
434
См., напр.: Герцберг Г.Ф. История Византии. М., 1896. С. 139. Ср.: Васильев А.А.
435
Робертсон Дж.С. История христианской Церкви. Т. 1. С. 868.
Все эти события неизбежно влекли стороны к открытому церковному разрыву, уже практически неминуемому. Кроме того, результаты собора и характер его заседаний не могли не убедить Рим в том, что Византийский император не является инстанцией, блюдущей папские интересы, как сами понтифики их понимали. Это предопределило характер отношений сторон на ближайшее время, все более и более подталкивая пап соединить свои интересы не с византийским царем, а с западным императором. С другой стороны, и Константинопольские патриархи не смогли забыть, что ради политических выгод император был готов пойти на уступки Римскому понтифику в ущерб архиерею «царствующего града» (патриархи Акакий, Петр, Сергий, Пирр, св. Фотий и др.). Эта односторонняя и излишне категоричная точка зрения, игнорировавшая иные обстоятельства в деле осуждения Константинопольских первоиерархов, тем не менее, нашла своих сторонников в церковной среде и определила в свою очередь вектор действия партии византийских папистов на ближайшее время.
О том, насколько крепки были церковные связи Запада и Востока, можно судить по тому, что через сто с небольшим лет от описываемых событий архиереи восточных церквей будут выяснять между собой, когда они последний раз видели имя папы в диптихах 436 .
Глава 2
Итак, к IX веку внешнеполитическое положение Империи и ситуация в Церкви существенно меняются. Западные провинции Византии все более отторгаются германскими императорами и начинают жить самостоятельной жизнью. Церковь формально остается единой, но папа политически все больше тяготеет к западному императору. Как и прежде, он оставался – хотя бы гипотетически – той судебной инстанцией, к которой могли в случае необходимости апеллировать, как и в годы торжества арианства и монофелитства, другие Поместные церкви и отдельные лица и с которой приходилось считаться Константинополю.
436
Скабаланович Н.А. Разделение церквей при Михаиле Керулларии. С. 265, 266.
В это время неожиданно разделяются некогда единые интересы императоров и Константинопольских патриархов. Византийские монархи еще долго считали отобранные франками и лангобардами итальянские территории временно потерянными и не раз пытались их возвратить. Но для возникшей в Константинополе новой церковной партии это уже было не главное. Вселенская Церковь все более ограничивается в понимании константинопольского клира восточными патриархатами, т.е. уже без «схизматика» папы (хотя вслух, публично это еще пока не произносилось), и в новых условиях главенствующим становится иной вопрос: кто является главой Вселенской Церкви, в которой Риму нет места?
На это время приходятся первые примеры столь привычного, к сожалению, впоследствии и глубоко укоренившегося в сознание Константинопольской церкви греческого церковного национализма. В одном из писем Армянскому католикосу, приписываемых св. Фотию, говорится буквально следующее: «Господь дал грекам… Imperium, священнический и пророческий порядок… И как израильтяне обладали Imperium до пришествия Христа, так и мы верим, что Imperium не отнимется у греков вплоть до второго пришествия Христа, Господа нашего, который Сам священник, царь, пророк и Бог всего» 437 .
437
Дворник Ф. Идея апостольства в Византии и легенда об апостоле Андрее. С. 270.
В данном случае не имеет существенного значения, действительно ли письмо принадлежало известнейшему Константинопольскому патриарху, или нет; в любом случае подлинность письма и греческое происхождение его автора не вызывают сомнений. Важно то, что этнически Империя отождествляется с греками. Позднее, когда власть императора будет все более ослабевать в связи с захватом арабами и турками многих территорий Византии, этот принцип сослужит дурную службу. Очевидно, что на захваченных имперских территориях император уже не имел власти, но поскольку греческая Imperium не могла исчезнуть, то нужно было найти того, кто способен заменить царя в управлении этими землями. Конечно, таковым лицом мог быть только Константинопольский патриарх – при смешении понятий церковный глава Востока вполне мог примерить на себя политические функции. В данном случае примечательно, как римское универсальное, вселенское понятие «Империя» трансформируется в сугубо греческую, ala полисную Imperium.
Императорская власть все еще действует в интересах «своих» патриархов, периодически нейтрализуя амбиции Рима. Но, наделяя через каноны Вселенских Соборов Константинопольских патриархов полномочиями, сходными с прерогативами Римских пап, императоры не подозревали, каких со временем противников себе на административнополитическом поприще они готовят.
Честь и авторитет «Вселенского патриарха» в Константинополе и ранее признавали все, начиная с других патриархов (кроме, разумеется, Рима) и заканчивая императором, но в контексте того, что существует и другой «вселенский папа», в Риме. Кроме этого, над «вселенским патриархом» довлел император, способный включиться в любой догматический и канонический спор, принять к своему судопроизводству любую жалобу, даже и на патриарха, и зачастую определявший, кого следует избрать архипастырем в любом из восточных патриархатов. Но разве можно считать в таких условиях патриарха «вселенским» и равным папе, как это «предписывал» 1й канон собора «в Храме Святой Софии»? Не ущемляет ли это его права, не лишает ли тех возможностей, которыми apostolicus Востока естественно должен обладать?
Нетрудно догадаться, что господство императора в Церкви нравилось далеко не всем восточным клирикам. И чем дальше, тем все больше на ум им приходили уже иные, более категоричные и ранее недопустимые мысли. Да, династия Ираклидов дала великих царей, действительно, императорыиконоборцы были блестящими государями и военачальниками. Но не при их ли непосредственном участии Восток сотрясали шторма ересей? Не с ними ли связаны унижения многих архиереев «нового Рима», отлученных соборами, поставлены под сомнения честь и авторитет Константинопольских патриархов?
Если св. Константин действительно признал папу Сильвестра владыкой Церкви и Империи, то не являются ли недавние события следствием отступления от этого божественного, освященного древностью принципа? Не императоры ли ограничивали финансовое могущество Церкви, не разрешая отчуждать монастырям земельные владения, определяли число клириков и их содержание, а в опасные для Империи минуты реквизировали даже церковные ценности? Откуда взялась эта странная практика, при которой василевсы подключались к обсуждению богословских вопросов? Разве канонические правила, доставшиеся от Святых Отцов и Учителей Церкви, говорят об этом праве императора? Неужели цари обладают священнической харизмой, чтобы соучаствовать с иереями в таинствах?
Для новых выводов нужны были и свежие аргументы, как новые мехи для молодого вина, и они нашлись без большого труда. В условиях еще тесного в то время общения церквей Восток не мог не знать о подделках, которыми так был полон Запад, имевших для многих современников вес подлинных «древних свидетельств» о превосходстве священства над царством во всех сферах. А их содержание не могло не внести соблазн в смущенные предыдущими церковными нестроениями и ересями умы, в том числе и на Востоке.
Кроме того, общий упадок интеллектуального и культурного уровня только способствовал скоропалительным и легковесным выводам. Само собой както получалось, что авторитет Царьградской церкви должен основываться не только на административном значении Константинополя как столицы Империи и защищаться не одной силой императорской власти.