Божественный яд
Шрифт:
За этим она тащила его в карду? Это готовила?..
— Ничтожество! — не смолчала Любовь. — Ты уничтожил всё, что у меня было. Но сейчас я убью тебя и верну свою власть! Ты станешь первой жертвой во имя моё, первой, с которой начнётся моё возрождение! Самонадеянный кусок мяса, как вы все…
Маран почти не слушал и ничего не видел за тёмно-красной пеленой перед глазами. Медленный глубокий вдох — медленный глубокий выдох. Призрачные кольца душили, и он понимал, что делает противник: ещё немного, и сердце не выдержит. Или не сердце, а какие-то из сосудов, неважно. Ресурсы у этой твари
— Ты отнял у меня сестёр. Ты, жалкий раб! Ты никогда никого не любил и никому не был нужен, ты не знаешь, что такое любовь, как ты мог победить меня?! — шипел дракон, сжимая невидимыми когтями сердце.
— Маран! — звонкий женский голос вспорол висящее в воздухе напряжение.
Идана промчалась через храм, и слабый цокот босой механической ноги метрономом стучал в ушах. Маран попытался дёрнуться, предупредить, потому что видеть духа девушка не могла, но не сумел. А Ида не обратила внимания на лежащего немного в стороне Кутума, почти упала на колени рядом с Мараном. ?уки её прошли сквозь призрачное драконье тело… И Любовь вдруг отпрянула с яростным шипением.
Ощущение было такое, словно с него стащили каменную плиту. Руки Иды были восхитительно прохладными. Одна ладонь коснулась горящей щеки, вторая — обхватила за плечи, пытаясь помочь ему сесть.
— Защитник!.. Маран, что происходит?
— Ида, беги, — с трудом прохрипел он, но подняться не сумел даже с посторонней помощью — здесь, в карде, тело его не слушалось. Подготовилась, тварь…
А дракон за эти мгновения еще больше раздулся, его призрачное тело заполнило карду почти целиком. Идана не могла его видеть, но зябко поёжилась — холодом пробрало по спине, повеяло непонятной жутью.
— Что?.. — пробормотала она.
— Тебе ли говорить о любви, тварь?.. — послышался тихий голос Кутума. Тот сидел, сжимая в руке нож, выроненный Мараном.
Любовь дёрнулась к нему, но было уже слишком поздно: длинное тонкое лезвие вошло мужчине под рёбра, чуть ниже солнечного сплетения, туда, где заканчивался длинный дымчатый хвост дракона.
Кутум издал короткий невнятный звук на вдохе и застонал на выдохе, выдернув нож.
А Любовь не успела даже вскрикнуть и одарить напоследок проклятьем. Мгновение — и призрачный дракон растёкся по карде холодным редким туманом.
Ида, всё ещё продолжавшая обнимать Марана за плечи, замерла, не в силах оторвать испуганный взгляд от Кутума, который, выронив нож, вновь повалился на пол, хрипло дыша и судорожно зажимая рану рукой.
А Маран наконец обрёл контроль над собой. Тяжесть, мешавшая двигаться и дышать, схлынула, оставив ломоту во всём теле — неприятную, но понятную и терпимую.
Он молча поднялся, потянул Иду за собой. Развязал пояс, коротким деловитым движением стянул с себя калим и надел его на девушку, которая дрожала не то от волнения, не то от холода и с трудом попала трясущимися руками в рукава. Подошёл и присел на корточки рядом с недавним противником. Подобрал нож, вытер его о штаны раненого и убрал в ножны. Опустился на колено, внимательно оглядел рану. Кровь в окружающем сумраке виделась маслянистой и чёрной, словно нефть, на губах Кутума пузырилась пена. Коснулся руки — та
— У тебя не больше пяти минут. Целитель, скорее всего, не успеет, но если хочешь…
— Нет! — Кутум поймал его запястье. Забормотал сбивчиво: — Эрма… Это я. Я не хотел… убивать её… Тебя собирался… Её ненависть, этой… Не понимал что, где… Но она решила убить Эрму… Я… влюбился в Эрму, когда увидел. Потом… Кто это?..
— Одна из тех, кто называл себя нашими богами. Последняя из них, Любовь. Ты её уничтожил, — пояснил Маран, потом, немного помолчав, добавил: — Мне жаль, что так вышло.
— После Эрмы… После такого… Зачем жить? — выдохнул он. — Только… Страшно…
Маран промолчал: вряд ли умирающего интересовало его мнение на этот счёт.
Ему на плечо легла ледяная ладонь подошедшей Иданы. Он заблаговременно ощутил её приближение, поэтому прикосновение не стало неожиданным. Он не обернулся и не поморщился, когда тонкие пальцы крепко впились в кожу.
— Прости, — выдохнул Кутум, тоже увидев девушку.
— Прощаю, — дрогнувшим голосом ответила она, хотя и совершенно не понимала, что происходит.
— Эта… была привязана ко мне, хотела силы… освободиться… восстановить тело. Для власти… и мести… Жертва для этого. Спешила. Я понимал, что наследил. Хотел, чтобы поймали… Злилась. Тебя ненавидела. Меня тоже… Мужчин. Всех ненавидела. Эксперимент… мы вытащили её в мир. Я сейчас понял, она открылась, слышал мысли. Присутствие Туаары, истинная пара — якорь. Я… оказался уязвим, вцепилась. Не знаю, почему я… Сначала не ощутил… Потом её воля… Эрму… Любил…
Кутум запнулся и умолк, закрыв глаза. А через пару мгновений сжимавшая запястье Марана ладонь дёрнулась в последний раз и расслабленно обмякла.
Он несколько мгновений сидел неподвижно, потом всё-таки стряхнул оцепенение и дотянулся до шеи лежащего. Пульса не было.
— Пойдём. — Маран поднялся, обнял Иду за плечи. — Ты вся дрожишь, не нужно тут мёрзнуть.
— А-а?.. — она беспомощно посмотрела на распростёртое на полу тело.
— Он умер, ему уже всё равно.
Идана судорожно вздохнула, а Маран не стал ждать, пока она придёт в себя и, продолжая обнимать за плечи, потянул её к выходу.
Снаружи на Иду навалилось столько запахов и звуков, что закружилась голова и подогнулись ноги. Она бы непременно упала, если бы спутник не успел подхватить на руки. Девушка крепко вцепилась в его плечи, невольно стараясь прижаться сильнее: она только теперь заметила, насколько сильно замёрзла, и тёплый летний воздух совсем не спасал. Холод свил гнездо где-то внутри, в груди или в животе, и не спешил сдавать позиции.
— Что там вообще произошло? — пробормотала Идана, борясь с накатывающей сонливостью.
В первый момент, только освободившись от действия амулета, а уж тем более чуть позже, увидев неподвижно лежащего Марана, она ни на что не обращала внимания — ни на холодный пол, ни на стылый воздух, ни на странную рябь в воздухе, от которой буквально тянуло стужей. А вот теперь, когда самое страшное закончилось, навалилось всё и сразу — страх, холод, перенапряжение, беспокойство и полное непонимание. Но так просто уступать Ида не хотела и старалась держаться.