Божество реки
Шрифт:
— Величие Египта, перстень находится у меня на пальце уже двадцать лет. Он врос, и его нельзя снять.
— Вельможа Тан. — Царь обернулся. — Возьмите меч, удалите палец вельможи Интефа и принесите мне вместе с перстнем.
С жестокой улыбкой Тан сделал шаг, чтобы выполнить приказ, и наполовину вытащил клинок из ножен.
— Наверное, я ошибся, — поспешил признать вельможа Интеф. — Дайте я посмотрю, нельзя ли снять. — Кольцо довольно легко соскользнуло с пальца, и Тан, опустившись на колено, передал его царю.
Фараон наклонился над сундуком и добросовестно сравнил печать с перстнем. Когда он снова выпрямился, лицо его потемнело от гнева.
— Они полностью совпадают. Этот сундук запечатан твоим перстнем, вельможа Интеф.
Великий визирь не стал отвечать на обвинения. Он стоял неподвижно, сложив руки на груди, и лицо его будто окаменело.
— Сломайте печать! Откройте сундук! — приказал фараон, и Тан, отрезав глиняную печать, мечом приподнял крышку.
Царь невольно вскрикнул, когда крышка открылась и он увидел содержимое сундука.
— Клянусь всеми богами! — воскликнул Мамос, и все придворные столпились вокруг него, бесцеремонно заглядывая в сундук, толкаясь и восклицая, стараясь получше разглядеть. — Золото! — Царь опустил обе ладони в сундук и поднял полную горсть блестящих желтых колец, а разжав пальцы, позволил кольцам водопадом упасть обратно. Поймал последнее и поднес к глазам, чтобы разглядеть метку монетного двора. — Два дебена чистого золота. Сколько же таких колец в этом сундуке и сколько таких сундуков в этом тайном хранилище?! — Вопрос его был риторическим, и он не ожидал получить ответ, но я тем не менее ответил.
— В этом сундуке… — Я прочел надпись на крышке, сделанную много лет назад. — Этот сундук содержит один тах и триста дебенов чистого золота. Что же касается количества сундуков с золотом, если мне память не изменяет, здесь должно быть пятьдесят три сундука золота и двадцать — серебра. Я забыл, сколько здесь сундуков с драгоценными камнями и украшениями.
— Можно ли верить людям? Вельможа Интеф, я обращался с тобой, как с родным братом. Не было такой благосклонности, какой я не оказывал тебе, и вот чем ты отплатил мне.
В ПОЛНОЧЬ казначей и глава царских сборщиков податей пришли к фараону, когда я менял ему повязку на раненой руке. Они представили ему окончательные подсчеты количества сокровищ из тайного хранилища визиря, и фараон со смешанным чувством восхищения и ужаса прочел доклад. И снова противоречивые эмоции наполнили его: гнев боролся в нем с радостью такой неожиданной удаче. — Этот негодяй был богаче собственного царя. Нет такого наказания, которое было бы для него слишком жестоким. Он обманывал меня и моих сборщиков податей.
— А также погубил и ограбил вельможу Харраба и десятки тысяч подданных фараона, — напомнил я ему, закрепляя повязку. Я, пожалуй, вел себя дерзко, однако теперь он был многим обязан мне и я мог рискнуть.
— И их тоже, — с готовностью подхватил фараон, не заметив моего сарказма. — Его вина глубже моря и выше небес. Мне придется придумать подходящее наказание для него. Петля палача слишком милостива для вельможи Интефа.
— Ваше величество, как ваш врач я должен настаивать на том, что вы должны сейчас отдохнуть. День сегодня был очень тяжелым, и даже от вас он потребовал больших усилий и выносливости.
— Где Интеф? Я не могу чувствовать себя спокойным, пока не буду уверен, что его надежно стерегут.
— Его сторожат в его собственных покоях, ваше величество. Один из старших сотников и отряд синих выполняют эту обязанность. — Я помолчал, потом осторожно сказал: — Расфера тоже сторожат.
— Расфера? Этого слюнявого урода? Того самого, кто пытался убить тебя в храме Осириса? Так он выжил после удара рукояткой меча?
— Да, он вполне здоров, хотя, может быть, не слишком весел. Знали ли вы, ваше величество, что именно Расфер много лет назад кастрировал меня? — выпалив эти слова, я увидел в глазах царя искру жалости.
— Он получит то же, что и его хозяин, — пообещал фараон, — и будет наказан так же, как и вельможа Интеф. Это тебя удовлетворит, Таита?
— Ваше величество справедливы и всеведущи, — пятясь, я вышел из комнаты и отправился на поиски моей госпожи.
Она ждала меня и, хотя уже было за полночь и я устал, не позволила мне уснуть. Она слишком переволновалась в тот день и настояла на том, чтобы я сидел с ней на кровати весь остаток ночи и слушал ее болтовню о Тане и других, менее значительных вещах.
НЕСМОТРЯ на бессонную ночь, голова у меня была ясная и свежая, когда я занял свое место в храме Осириса следующим утром. Сегодня, казалось, людей собралось больше, чем за день до этого. В Фивах не осталось ни одной живой души, которая не слышала бы о падении великого визиря и не хотела бы увидеть его последнее унижение. Даже те помощники, которые процветали под подлой властью, теперь обратились против него, как стая гиен, готовых сожрать своего вожака, когда он болен или ранен.
Князей сорокопутов вывели и поставили перед троном в лохмотьях и рабских оковах, но вельможа Интеф вошел в храм в белоснежных одеждах и серебряных сандалиях, волосы были только что завиты и лицо подкрашено, а цепи «Золота похвалы» по-прежнему висели на шее.
Князья стояли на коленях перед троном. Однако, когда один из охранников ткнул вельможу Интефа мечом, тот отказался встать на колени, и царь жестом остановил стражника.
— Пусть стоит! — приказал царь. — У него будет время полежать в гробнице. — Фараон поднялся над присутствующими, исполненный величественного гнева. Теперь он выглядел настоящим царем, как один из первых фараонов династии, могущественный и сильный властелин. Я — человек, очень близко узнавший его слабости, — ощутил вдруг благоговейный страх.