Божество реки
Шрифт:
Нужно ли говорить, что именно госпожу, а не меня все вдовы и калеки города благословляли и дарили ей свои жалкие дары: увядшие букетики цветов, дешевые бусы, ветхие кусочки папируса с плохо написанными текстами из Книги Мертвых. Когда Лостра ходила по городу, простой народ подносил к ней своих детенышей для благословения и люди старались прикоснуться к краю ее одежды, как будто это был религиозный талисман. Она целовала грязных детей, хотя я предупреждал, что это опасно для здоровья, и разбрасывала медь бездельникам, как дерево осенью роняет свои листья.
— Это мой город. Я люблю его и люблю каждого жителя. О, Таита, с каким ужасом думаю я о возвращении на Элефантину. Мне больно оставлять мои прекрасные Фивы.
— Так ты боишься оставить город? Или некоего грязного воина, живущего здесь? — Она ударила меня, но не сильно.
— Для тебя нет ничего святого, даже любовь, чистую и верную, ты не ценишь! В душе ты остаешься варваром, несмотря на все твои свитки и высокопарные слова.
ИТАК, дни летели быстро для всех нас, пока однажды утром я не посмотрел в свой календарь: уже больше двух месяцев прошло с тех пор, как госпожа Лостра снова стала выполнять свои супружеские обязанности в постели фараона. Хотя положение ее внешне еще не было заметно, уже пора было известить царя о великом подарке богов и приближающемся отцовстве. Когда я сказал госпоже, что собираюсь сделать, ее взволновало только одно. Она заставила меня пообещать, что я скажу Тану: именно он является настоящим отцом ее ребенка, прежде чем извещу царя. В тот же день после полудня я отправился выполнять свое обещание. Я нашел Тана на верфях на западном берегу, где он ругался с корабельщиками и угрожал бросить их в реку на съедение крокодилам. Он забыл о своем гневе, как только увидел меня, и провел к ладье, которая была недавно спущена на воду; показал устройство для удаления воды из трюма, если корабль будет поврежден в бою. Тан, казалось, забыл, что именно я изобрел эту машину, и мне пришлось тактично напомнить ему об этом.
— Еще немного, и ты потребуешь денег за свои идеи. Клянусь, ты скуп, как ассирийский торгаш. — Он хлопнул меня по спине и отвел на дальний конец палубы, где никто из моряков не мог нас услышать. Там понизил голос:
— Как себя чувствует твоя госпожа? Она снилась мне сегодня ночью. Скажи мне, хорошо ли ей? Как дела у маленьких сироток? Сколько любви в этом сердце, сколько красоты! Все Фивы обожают ее! Я слышу дорогое имя повсюду, когда хожу по городу, и звуки его вонзаются в мое сердце как острие копья!
— Очень скоро тебе придется любить двоих вместо одного человека, — сказал я, и Тан уставился на меня, разинув рот, как будто внезапно лишился чувств. — Ведь в гробницах Траса не только самум прикоснулся к моей госпоже.
Он вдруг обнял меня с такой силой, что перехватило дыхание.
— Что еще за загадки? Говори ясно, или я выброшу тебя в реку! Что ты несешь, старый болтун? Перестань играть словами!
— Госпожа Лостра беременна от тебя. Она послала сказать тебе об этом, чтобы ты узнал первым, раньше самого царя, — выдохнул я. — А теперь отпусти, пока не покалечил.
Тан отпустил меня настолько внезапно, что я чуть не упал за борт.
— Мой ребенок! Мой сын! — вскричал он. Поразительно, как оба одновременно решили, какого пола будет их малютка. — Это чудо, это дар самого Гора! — Очевидно, Тан в тот момент решил, что никто, кроме него, за всю историю человечества еще не становился отцом.
— Мой сын! — Он затряс головой от удивления, улыбаясь, как слабоумный. — Моя жена и мой сын! Я должен немедленно пойти к ней. — И тут же зашагал прочь по палубе, а мне пришлось бегом догонять его. Понадобилась вся моя изворотливость, чтобы помешать ему ворваться во дворец, а затем и в царский гарем. В конце концов я отвел его в ближайший прибрежный кабачок, чтобы обмыть головку ребенка. К счастью, там уже выпивала группа свободных от службы воинов синих. Я заказал целый бочонок лучшего вина и оставил их наедине с этим бочонком. В кабачке находились также воины из других отрядов, так что позже там будет драка. Ведь Тан был в весьма шумном настроении, а синих не нужно уговаривать, чтобы подраться с кемнибудь.
Из кабачка я отправился прямо во дворец, и фараон был очень рад видеть меня.
— Я собирался послать за тобой, Таита. Я решил, что мы с тобой были слишком скупы, когда планировали главные ворота моего храма. Мне хочется что-нибудь более величественное…
— Фараон! — вскричал я. — О, величие и божество Египта! Я принес удивительную весть. Богиня Исида сдержала свое обещание. Твоя династия будет вечной! Пророчества лабиринтов Амона-Ра сбудутся. Луна моей госпожи была растоптана копытами могучего быка Египта! Госпожа Лостра беременна, у нее будет сын от тебя!
На какое-то время все мысли о похоронах и погребальном храме вылетели из головы фараона, и первым его побуждением, как и у Тана, было отправиться к Лостре. И вот все бросились по коридорам дворца следом за ним. Плотным потоком вельможи и придворные текли за фараоном, а госпожа моя ждала нас в саду гарема. С природным коварством женщины она заняла такое место, великолепно оттенявшее ее красоту. Она сидела на низкой скамеечке между цветущими клумбами, а позади виднелся простор реки. Поначалу мне даже показалось, что царь бросится перед ней на колени, но и обещание бессмертия не могло заставить его позабыть о своем достоинстве.
Вместо этого он стал осыпать ее поздравлениями, похвалами, взволнованно расспрашивал о здоровье и все время, как зачарованный, смотрел на живот, из которого в положенный срок появится главное чудо жизни. Наконец спросил:
— Дитя мое, совершенно ли ты счастлива? Не могу ли я чем-нибудь осчастливить мою девочку в это трудное для нее время?
И снова восхищение госпожой переполнило меня. Из нее получился бы великий военачальник или торговец, потому что чувство момента было безупречным.
— Ваше величество, Фивы — мой родной город, я не могу быть счастлива нигде в другом месте Египта. Я умоляю вас проявить щедрость и великодушие и позволить моему сыну родиться в Фивах. Пожалуйста, не заставляйте меня возвращаться на Элефантину.
Я затаил дыхание, поскольку местонахождение двора было делом государственным. Перемещение двора из одного города в другой влияло на жизни тысяч подданных. Такое решение нельзя принимать по капризу ребенка, которому не исполнилось и шестнадцати лет. Просьба поразила фараона, он задумчиво почесал свою искусственную бороду.
— Ты хочешь жить в Фивах? Ладно. Двор переедет в Фивы! — И повернулся ко мне. — Таита, разработай для меня новый дворец. — Снова посмотрел на госпожу. — Не расположить ли нам его на западном берегу, дорогая? — показал рукой на другую сторону реки.
— На западном берегу прохладно и красиво, — согласилась госпожа, — я буду там очень счастлива.
— На западном берегу, Таита. И не ограничивай себя ни в чем. Этот дворец должен быть подходящим домом для сына фараона. Его назовут Мемнон, правитель восхода. И дворец этот станет дворцом Мемнона.