Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]
Шрифт:
– Ну… – заикнулся гетман градецкой конницы. – Того… Нет. Не могут. У меня другой приказ. Потому как, видите ли…
– Опасно тут кругом, – откашлялся Галада. – Мы обязаны вас… хм… строго охранять.
– Ясно. Обязаны.
Все было ясно. Амброж уже больше не интересовался ими и не обращал на них внимания, но они пребывали под постоянным наблюдением и надзором гуситских воинов. Казалось бы, они были совершенно свободны, никто к ним не навязывался, совсем наоборот, относился как к камратам, больше того, их даже вооружили и почти включили в состав легкой Браздовой конницы, насчитывающей
Оставалась проблема нападения на колектора, и о ней ни Шарлей, ни Рейневан не собирались забывать. Или похоронить.
Хоть Тибальд Раабе ловко избегал разговора, в конце концов его приперли к стенке. Вернее – к телеге.
– А что мне было делать? – вспылил он, когда ему наконец дали возможность говорить. – Пан Самсон нажимал! Надо было что-то скомбинировать! Думаете, если б не слух о деньгах, Амброж дал бы нам конников? Ждите! Как же! Значит, надо благодарить, а не кричать на меня! Если б не моя идея, сидели бы вы сейчас в Башне шутов и ждали инквизитора.
– Твоя ложь могла стоить нам жизни. Если б Амброж был пожаднее…
– Если бы да кабы! Надо же! – Голиард поправил сбитый Шарлеем набок капюшон. – Разве я не видел, в какой эстиме был у него Петр? Было ясно, что панича Рейнмара он не тронет. Это во-первых. А во-вторых…
– Что во-вторых?
– Я действительно думал… – Тибальд Раабе несколько раз кашлянул. – Что уж говорить… Я был почти уверен, что именно вы обобрали колектора на Счиборовой порубке.
– А кто его обобрал?
– Так не вы, что ли?
– Ты, братец, напрашиваешься на пинок в зад. Хорошо, скажи, как тебе удалось сбежать от напавших?
– Как? – помрачнел голиард. – А бегом! Ножками быстро перебирал. И не оглядывался, хоть сзади кричали: «Спасите!»
– Учись, Рейнмар.
– Учусь каждый день, – обрезал Рейнмар. – А другие, Тибальд? Что сталось с другими? С колектором? С францисканцами? С рыцарем фон Штетенкроном? С его… С его дочерью?
– Я же вам сказал, панич. Я не оглядывался. Не спрашивайте больше ни о чем.
Рейневан не спрашивал.
Опустились сумерки; к великому удивлению Рейневана, армия не остановилась. Ночным маршем гуситы дошли до деревни Ратно, ночную тьму осветили пожары. Гарнизон ратновского замка отмахнулся от ультиматума Амброжа, парламентариев обстреляли из арбалетов, поэтому штурм начался при свете горящих домишек. Крепость защищалась храбро, но пала еще до рассвета. Защитники заплатили за упрямство – их перебили всех до одного.
Марш продолжался до рассвета, а Рейневан уже сообразил, что рейд Амброжа на клодскую землю носит характер возмездия, мести за осенний рейд на Наход и Трутнов, за резню, которую войска вроцлавского епископа Конрада и Путы из Частоловиц учинили под Визмбурком и в деревнях вдоль реки Метуи. После Радкова и Ратны за Визмбурк и Метую заплатила Счинавка, принадлежащая Яну Хаугвицу, который участвовал в епископской «круцьяте».
Счинавка была за это наказана, ее спалили дотла. Сгорела, не дотянув двух дней до праздника своей святой покровительницы, церквушка Святой Варвары. Плебан успел сбежать и тем самым уберег голову от цепа.
Оставив
Чехи молились истово. Самсон Медок, неподвижный, как античная статуя, стоял и глядел на горящую пасеку, на занимающиеся огнем крышки ульев.
После мессы, оставив позади дымящееся пепелище, гуситы двинулись на восток, прошли по седловине между заснеженными горбами Голиньца и Копца, к вечеру добрались к Войбужу – имению рода фон Цешау. Ярость, с которой гуситы накинулись на село, свидетельствовала о том, что кто-то из этого рода тоже побывал с епископом под Визмбурком. Не уцелела ни одна халупа, ни один овин, ни одна клеть.
– Мы в четырех милях от границы, – преувеличенно громко и демонстративно заявил Урбан Горн. – И всего в миле от Клодска. Эти дымы видать издалека, а вести расходятся быстро. Мы лезем льву в пасть.
И они лезли. Когда, окончив разграбление, гуситское войско вышло из Войбужа, с востока появился рыцарский отряд, коней примерно в сто. В отряде было много иоаннитов, гербы на хоругвях говорили о присутствии Хаугвицей, Мушенов и Цешау. При одном виде гуситов отряд в панике бежал.
– Ну и где же твой лев, – съехидничал Амброж, – брат Горн? Где его пасть? Вперед, христиане! Вперед, Божье воинство! Вперед, маааарш!
Несомненно, целью гуситов был Бардо. Если даже какое-то время Рейневан сомневался – в конце концов, Бардо был крупным городом и несколько великоватым куском даже для Амброжа, – то сомнения быстро рассеялись. Армия остановилась на ночь в лесу поблизости от Нисы. И до полуночи стучали топоры. Изготовляли шесты с поперечными планками – напоминающие герб Роновицей палки с торчащими обрубками веток, простое, удобное в применении, дешевое и очень эффективное приспособление для преодоления защитных стен.
– Будете штурмовать? – без обиняков спросил Шарлей.
Вместе с гетманами Амброжевой конницы они сидели вокруг парящего котла с гороховкой и поглощали содержимое, дуя на ложки. К ним присоединился Самсон Медок – очень молчаливый после Радкова гигант не интересовал Амброжа и пользовался полной свободой, которую, однако, использовал, как ни странно, чтобы добровольно помогать на полевой кухне, обслуживаемой женщинами и девушками из Градца-Кралове, угрюмыми, малоразговорчивыми, неприступными и бесполыми.
– Будете штурмовать Бардо, – утвердительно заметил Шарлей, поскольку на его вопрос ответило лишь усиленное использование ложек. – Не иначе как там у вас какие-то особые дела?
– Угадал, брат, – отер усы Велек Храстицкий. – Цистерцианцы из Бардо били в колокола и служили мессу для мерзавцев епископа Конрада, шедших в сентябре на Находско жечь, убивать женщин и детей. Надо показать, что за это бывает.
– Кроме того, – облизнул ложку Олдржих Галада, – Слезско устроило против нас торговую блокаду. Надо дать им понять, что мы можем сломать запрет, что это бессмысленно. Мы должны также немного подбодрить торгующих с нами купцов, напуганных террором. Подбодрить родственников убитых, показав, что на террор мы ответим террором, а наемные убийцы не останутся безнаказанными. Правда, юный панич из Белявы?