Божиею милостию Мы, Николай Вторый...

Иванов Егор

Хорошо знавший русскую историю, Государь часто рассказывал дочерям различные исторические сюжеты. Он был прекрасным рассказчиком, считал, что своими беседами дополняет образование своих детей, которое они получают от официальных учителей. Поэтому он часто сообщал им различные исторические курьёзы, которые, впрочем, весьма ярко живописали прошлые эпохи. Сегодня предметом его «урока» во время прогулки стало неожиданно для него самого прошлое Знаменки:

– Вторым хозяином «Приморского двора», – так называлась эта местность в восемнадцатом веке, – говорил Николай, – был граф Кирилл Григорьевич Разумовский, тоже фельдмаршал и малороссийский гетман… Он был братом фаворита Императрицы Елизаветы Алексея Григорьевича. Хотя он происходил из пастухов и всю жизнь держал дома у себя

в шкафу розового дерева пастушескую свирель и простонародное малороссийское платье – кобеняк, в котором пас в юности овец, Разумовский был самый утончённый гастроном своего времени… От французского посла маркиза де ла Шетарди, который был тоже великий знаток кулинарного искусства и привёз с собой в Россию кухмистера Бариота, превосходившего своим мастерством всех поваров Европы, он переманил к себе не только этого маэстро, но и других выдающихся кулинаров… Кстати, мои милые, этот ла Шетарди привёз в Россию сто тысяч бутылок вина, из которых шестнадцать тысяч восемьсот было шампанского… Так вот обычай пить по торжественным дням на Руси шампанское как раз и пошёл во времена дщери Петра, Императрицы Елизавет, из Знаменки, от графа Разумовского…

– Ха-ха-ха! – звонко рассмеялись Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия.

Татьяна лукаво улыбнулась и нарочито серьёзно спросила отца:

– Так не поэтому ли дядя Николаша в таких количествах потребляет свой любимый напиток, чтобы почтить своего предшественника из Знаменки?!

Девочки снова рассмеялись. Николай тоже залился весёлым смехом. Кто-кто, а он-то доподлинно знал, до каких чёртиков напивался шампанским дядя Николаша, служа в Преображенском полку. Об этих пьянках великого князя в гвардии ходили легенды, и, видимо, одну из них слышали дочери.

Николай минуту помолчал, о чём-то задумавшись, а потом, тряхнув головой, словно отбрасывая какую-то неприятную мысль, продолжал без назидания, а чисто по-человечески:

– Граф Разумовский был одним из порядочнейших людей своего времени… Он не участвовал ни в каких придворных интригах. Почести и несметное богатство не вскружили голову бывшего пастуха, а роскошь не испортила его сердце… Он был со всеми ласков, добр и щедр… Его благотворительность, творимая от всей души, рождала не только благодарных, но и завистников. Его век при дворе длился и во времена Екатерины Великой, которая говорила про него, что он приятен в общении, хорош собой, оригинального ума и полон остроумия с лёгким оттенком иронии…

Татьяна, слушавшая внимательно отца, вдруг вымолвила:

– А где же теперь такие придворные, какие были в восемнадцатом веке?..

Сёстры прыснули, поскольку им стало ясно, что при рассказе о блестящем графе Разумовском сестрица вспомнила о графе Петре Лисовецком. Но Государь невольно разрушил возникшую было у девиц аналогию.

– Кирилл Разумовский, – продолжал он, – взятый от стада, был отправлен за границу в обучение, и в 1746 году, по возвращении в Петербург, девятнадцати лет от роду, был сделан президентом Академии наук…

Николай снова помолчал, а потом махнул рукой в сторону Знаменки:

– Третьим владельцем был граф Шувалов, известный временщик двора Елизаветы Петровны, которого Пётр Третий произвёл в генерал-фельдмаршалы… А потом граф передал свой «Приморский двор» ярославскому наместнику Мельгунову.

– Он тоже был фельдмаршалом? – вставила свой каверзный вопрос Анастасия.

Царь понял, что девочкам стал скучен его рассказ про фельдмаршалов, и быстро завершил его:

– В нашу семью Знаменка была куплена прадедом Николаем Первым и подарена им прабабке Александре Фёдоровне… А императрица подарила все эти мызы своему сыну Николаю Николаевичу Старшему…

– Papa, а нельзя ли дать дяде Николаше фельдмаршальский чин сразу, не дожидаясь его побед над германцами? – осведомилась добрая Мария. – Ведь его отец, дедушка Низи [119] [120] , тоже был генерал-фельдмаршалом… Может быть, тогда дядя Николаша будет лучше воевать?..

Николай снова рассмеялся.

– Нет, моя дорогая добрая Туту, – сказал царь, улыбаясь. – Каждый чин в армии надо сначала заслужить… Бог даст, и Николаша разобьёт германцев…

119

Дедушка Низи – Николай Николаевич Старший.

120

Николай Николаевич Старший (1831 – 1891) – великий князь, третий сын императора Николая I, генерал-адъютант (1856), генерал-фельдмаршал (1878). Во время русско-турецкой войны (1877 – 1878), главнокомандующий Дунайской армией.

46

Война была объявлена Германией России 1 августа, но несколько дней оставалась понятием отвлечённым, ибо о военных действиях не было слышно. Зато волны патриотизма и шовинизма в каждой из соперничающих столиц – Берлине и Париже, Вене и Петербурге – вздымались всё выше и выше, становились осязаемыми и разрушительными, словно наводнения. В Берлине толпы людей ловили многочисленных и беззаботных русских путешественников, которые пытались в эти дни вернуться в Россию с заграничных, в том числе и немецких, курортов, избивали их и сдавали в полицию как шпионов, били стёкла в русском посольстве на Унтер-дан-Линден и в поездах, отправлявшихся с Восточного вокзала к русской границе с недотёпами туристами из России. Была задержана в прусской столице даже вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Она прибыла из Копенгагена, от своего брата, датского короля, в королевском вагоне, чтобы пересесть здесь на собственный поезд и отправиться в Петербург. Но на Восточном вокзале «Гневную» встретила огромная толпа, которая кричала ей «Альте Аффе!» («Старая обезьяна!») и не пустила в её поезд, а жандармы стояли в стороне и весело ржали, словно жеребцы…

Императрица-мать с трудом добралась до российского посольства и встретила там великого князя Константина Константиновича с семьёй, прервавшего лечение в Вильдунгене, чтобы вернуться домой. Немцы не пропускали и его семью. Ни старая императрица, ни великий князь не хотели обращаться к Вильгельму, чтобы не подвергнуться унижению. Тогда супруга К.Р., великая княгиня Елизавета Маврикиевна, урождённая принцесса Саксен-Альтенбургская, написала письмо супруге Вильгельма, которую считала своей старой подругой. Но германская императрица ответила, что ничего не может сделать, так как теперь война и вся власть у императора…

Разгневанная Мария Фёдоровна вернулась в Копенгаген и добиралась оттуда до Петербурга кружным путём через Швецию и Финляндию. Великого князя с семейством немцы всё-таки посадили в поезд Марии Фёдоровны и отправили к русской границе в сопровождении германского офицера. Но и здесь Кайзер сыграл со своими русскими родственниками злую шутку: когда поезд прибыл в Сталупенен, офицер высадил семейство из поезда и сказал, что по инструкции, данной ему лично императором, дальше к границе надо ехать в автомобиле. Не доезжая до пограничной черты, бравый германский полковник заявил, что дальше ехать вообще нельзя, высадил семейство великого князя на дорогу и укатил назад.

Слава Богу, военные действия ещё не начинались, и поблизости не оказалось германских войск, ибо великий князь и его адъютант поручик Сипягин были в штатском, почти без документов, и любой немецкий разъезд мог их захватить как шпионов, а на войне в первую очередь расстреливают сомнительных гражданских лиц…

Недолечившийся престарелый дядя русского царя Константин Константинович, Елизавета Маврикиевна и их дети уселись у придорожной канавы и положились на волю Божью. Господь не подвёл автора драмы «Царь Иудейский». Вскоре со стороны российской границы показались кавалеристы. Это был разъезд полка смоленских улан. Офицер, бывший кадет Николаевского училища, узнал великого князя. Он достал подводу, и на ней великокняжеская семья добралась до российской пограничной станции Вержболово. Оказалось, что там ещё стоял поезд Марии Фёдоровны, из которого их издевательски высадили перед германской границей.