Божий Суд
Шрифт:
И в этот момент на столе Валерия ярко засветился желтый шар и нежный колокольчик отстучал приятную мелодию.
— Вот, опять вызов от смены. Прибыл кто-то интересный. Хочешь, пойдем со мной посмотрим, что там случилось.
Я согласно кивнул. Мы поднялись и мебель исчезла. Через закрытую дверь мы заскользили в фойе.
V
Там были те же очереди к столикам регистраторш, только души в этих очередях были другие. И точно также, как я до этого, немного в стороне от всей этой суеты на кресле, сидел молодой человек
При нашем появлении он резко встал, вытянувшись, — сказывалась армейская выучка, и пристально на нас посмотрел, пытаясь понять, кто же из нас начальник.
Валерий усмехнулся и сказал:
— Вольно, сынок, вольно. Теперь ты уже не солдат и командиров здесь нет.
Сам он при этом немного изменился обликом и стал похож на некрупного Пьера Безухова. Полноватое добродушное лицо его в старомодных очечках сразу навевало мысли о доме, уюте, покое. Да и одежда на нем изменилась, это уже был серый свитер ручной вязки и темные брюки. Не знаю читал ли парень этот роман Льва Толстого, но по тому, как он сразу обмяк и перестал напрягаться, было ясно, что доверяет он начальнику смены абсолютно.
— Ну как он тебе? — спросил Валерий у меня.
— Герой, только что с поля боя, — ответил я уважительно, мысленно анализируя жизненный путь солдатика.
— Сейчас посмотрим.
И Валерий положил пакет парня на экран столика дежурной.
Пакет засветился алым светом. Точь в точь, как мой.
— Ну вот, еще один ангел, — произнес он.
Он дольше обычного не убирал пакет с экрана, словно что-то изучая.
— Что ж, все правильно, первый портал ждет тебя, парень, — произнес Валерий, обращаясь к молодому человеку. — Или ты хочешь побывать на своих траурных мероприятиях.
— Похоронах, что ли? — спросил солдат. — Да там хоронить нечего — мне весь бок разворотило. Чуть ли не пополам разорвало.
Посмотреть если, как мама плакать будет… Я хотя бы смогу с ней как-то поговорить, успокоить?
Валерий тяжело вздохнул, что и без слов ясно означало
"Нет".
— И даже во сне? — парень смотрел с надеждой.
— Это же ее сны, из ее мыслей, из ее ощущений и воспоминаний. И ты никогда не сможешь в них попасть.
— Тогда, чего там делать, — солдатик махнул рукой — Сердце себе рвать. Где он ваш первый портал?
— Я провожу тебя.
— А мне что делать? — спросил я
— Пойдем с нами. В зал тебя не пустят, а вот на зрительских местах ты можешь поприсутствовать. На то ты и избранный.
А кстати, у тебя, оказывается, великолепный дар читать судьбы, — заметил Валерий. — Тебе даже экран для этого не нужен.
— Не знаю откуда это берется, — честно признался я. — Я просто вижу судьбы этих людей как какой-нибудь телефильм, но не изнутри, как вижу свои прожитые жизни, а словно откуда-то со стороны. А ты разве так не можешь?
— Похоже, что у меня этот талант слабее.
И после паузы, обращаясь уже к парню, он сказал:
— Тебе сюда, друг. Главное не волнуйся. Все будет хорошо.
Парень шагнул за занавеску, прикрывающую вход в первый портал.
— Ну а тебе сюда, — показал он мне другую портьеру.
VI
То место, где я оказался, напоминало ложу оперного театра.
Чувствовался какой-то барьер передо мной, и все действие, которое я собирался смотреть, происходило чуть ниже меня и чуть сбоку. По крайней мере, подсудимого я видел скорее в профиль, чем анфас. А его фигура была единственным объектом, который я смог разглядеть в кромешной тьме, заполнявшей весь зал. Я даже не могу сказать, насколько этот зал был велик или мал и каково было его убранство. Я не видел также и членов суда и не могу сообщить сколько их было. Просто внизу подо мной в светящемся столбе света стоял здоровый крепкий малый лет тридцати пяти, одетый в странное рубище. И все, больше я ничего и никого не видел.
Парень стоял совершенно один и, чуть прищуриваясь, пытался разглядеть то место, откуда падал на него свет. Но это не получалось даже у меня, поскольку у этого луча было одно очаровательное свойство — поднимаясь вверх к источнику, он не становился ярче, как это бывает у луча прожектора, а наоборот рассеивался, и в конце концов сходил на нет. Свет исходил из темноты и пустоты.
— Подсудимый, что вы можете сказать по поводу ваших действий 2-го августа 1997года.
— А че было-то? — удивленно переспросил малый.
И ему напомнили. Я не знаю, как это было сделано, но видно было, что он сразу все вспомнил. Все до малейших деталей. И я тоже увидел все словно в убыстренном кино: и то, как он познакомился с молоденькой девчонкой, и то, чем закончилось для нее это знакомство.
— А че такого-то? Девочка осталась довольна, — самодовольно сказал подсудимый.
— Но ведь она плакала и говорила вам, что она не согласна, — не соглашался голос с небес.
Голос был внятный, но какой-то негромкий и неэмоциональный.
Я бы даже сказал — бездушный.
— Они всегда сначала говорят «нет», а потом им нравится, — отвечал мужчина.
— Сейчас мы это проверим, — пообещал голос.
И тут же и подсудимый, и я, и, наверное, все, кто еще мог присутствовать на этом суде, осознали, прониклись, чувствами девочки, которую насиловал этот молодец. Эта была весьма неприятная смесь страха, стыда и брезгливости. Какое уж там удовольствие, если он, как выяснилось позднее, еще и заразил ее постыдной болезнью. Одно время девочка даже подумывала о самоубийстве, но, слава Богу, удержалась.
Но душа у этого молодца была каменная. Он хладнокровно воспринял чувства девушки и даже не поморщился.
После этого ему приводились и другие похожие эпизоды его жизни, числом с дюжину. Похоже, этот молодой мужчина чувствовал себя по жизни этаким казановой и срывал цветы удовольствия повсюду, куда дотягивались его похотливые ручонки. Аргументы защиты с его стороны звучали достаточно однообразно: дескать все они сначала говорят «нет», а потом получают удовольствие, да и если не считать той девочки, оказавшейся девственницей, но почему-то согласившейся заглянуть к нему домой на "чашечку шампанского", то моральный облик большинства его знакомых не соответствовал ангельскому. А с некоторыми он позже еще встречался.