Божий Суд
Шрифт:
— Безгрешной жизни? — удивился я. — Кем же надо быть? Монахом?
— Совсем нет, — ответил мой собеседник. — Монахом — это перебор. Вера- это во втором уровне. Чаще всего это происходит, если ты просто не дожил до той поры, когда грешат. Хотя, впрочем, всякий из вновь живущих имеет право на избранность, и совсем не обязательно для этого умирать в младенчестве. Можно прожить долго, по земным меркам, и заслужить это право, но жить надо порядочно.
Только трудно это.
Он опять положил мою папку на свой экран и сделал действие, похожее на перелистывание страницы.
И я
Все это было достаточно давно, где-то в конце 19 века. Потом я увидел мать. Она любила и баловала меня младшенького. Были у меня еще два старших брата и сестра, и отец — строгий, высокий черноусый мужчина, почему-то всегда с топором за поясом…
Валерий снова убрал папку с экрана.
— Это твое последнее лето. 1867 год. Осенью этого года во время сплава леса — твой отец был лесорубом и сплавщиком — ты упал с плота и утонул, не дожив до девятого дня рождения трех недель.
И так почти все мы. Я тоже в первой жизни прожил недолго, умер от тифа.
— Значит, попадание в наши ряды — это судьба всех рано умерших детей?
— Тот пацаненок, про которого ты сейчас подумал, такой участи не удостоится. Даже ребенку не позволено нарушать заповеди.
Я не удивился тому, что Валерий прочел мои мысли о мальчишке- токсикомане, виденным мной в регистратуре.
— Какие заповеди? Библейские? — не без иронии поинтересовался я.
— Это скорее наши заповеди в несколько искаженном, упрощенном виде вписаны в библию, а не наоборот, — достаточно сурово ответил мне Валерий.
И тут же без паузы он добавил:
— Сложней пройти второй уровень. Это уровень веры и убеждений. Тут у каждого свой путь. Самая закавыка в том, что ты получаешь все, чтобы не пройти его. Искушения на каждом шагу.
— Проделки дьявола? — поинтересовался я.
Мой собеседник только улыбнулся.
— Дьявол, как субъект — падший ангел, не имеет к этому никакого отношения, — пояснил он. — Ведь дьявол он не вне, он внутри нас. Всякое благо сверх меры является искушением. Дьявольским искушением. Когда тебе все дано от рождения: сила, молодость, красота, богатство, власть, трудно быть скромным и обходиться минимумом. Именно в этом — искушение. Зачем трудиться, когда ты можешь просто эксплуатировать то, что дано тебе от природы. Главное на этом этапе выработать в себе упорство, терпение, трудолюбие и закрепить в своем характере те же заповеди. Нужно твердо усвоить, что можно, что нельзя, как можно поступать, а как нет. На этом этапе самый большой отсев. Процентов девяносто пять новых избранных прекращают свое существование во второй жизни, не получая нового тела для третьей. Ведь совсем не трудно умереть в младенчестве или детстве, не совершив грех. Трудно так прожить целую жизнь. Ну а что касается тебя, то ты выбрал путь служения господу.
От вновь положенного Валерием на экран пакета и возникшего при этом красного свечения мысли мои прояснились и я, как и в прошлый раз увидел второй этап своей судьбы.
Немецкий поселок где-то возле Николаева, на юге Малороссии.
Меня зовут Хайнрих, — я средний сын Фердинанда Горха. Мой отец — полноватый краснолицый мужчина- богатый, крепкий хозяин. У него пашня, скот, батраки. Мать — тихая забитая женщина, свято соблюдающая традицию трех немецких «К»: дети, церковь, кухня. Видимо, именно в нее я довольно тихий и религиозный. В отличие от других детей мне нравится ходить в кирху. Нравится торжественность обрядов, одеяния священников, запах свечей. Я выучил все молитвы и знал все обряды, совершаемые в нашей церкви. А через некоторое время по просьбе матери отец разрешил мне стать служкой в церкви.
Ему не очень нравилась эта идея, по его мнению и в его хозяйстве мне бы нашлось дело. Нужен и свой агроном, и свой ветеринар, и есть возможность отдать меня — очень способного в учебе мальчика в любой университет, но, скрепя сердцем, он согласился с матерью и моим желанием, надеясь, видимо, таким образом, через меня, заключить с Господом Богом взаимовыгодную сделку. Для отца это едва ли не единственная возможность соблюсти долг христианина, поскольку жить он любил не особо оглядываясь на заповеди Господни: и служанки от него беременели, и выпить он был не дурак, и объедался сверх меры, однажды даже до апоплексического удара…
Боже, как я гордился собой, когда мне впервые разрешили облачиться в нарядную церковную одежду. Как сейчас помню, это было на Пасху.
Потом была учеба в семинарии, первый приход недалеко от
Варшавы, тогда Польша входила в состав Российской империи. Конфликт со сластолюбивым и жадным епископом и, как следствие, ссылка в маленький и бедный приход где-то под Саратовом. Потом две революции в России. Одна минула меня своим черным крылом, а вот вторая зацепила. Чекистские застенки, объявление врагом народа и расстрел в декабре 1918года.
Все эти картинки промелькнули в моей памяти с невероятной быстротой. А Валерий между тем продолжал:
— Самое забавное на втором этапе, что большинство избранных женского пола, прошедших его, отказываются от дальнейших испытаний, переходя в обслуживающий персонал.
— Почему? — удивился я.
— Потому, что они женщины. Сейчас одна из них сюда войдет и ты все поймешь сам.
Действительно, через несколько секунд в кабинет, открыв дверь, вплыло одно из тех существ, что сидело за конторкой в приемной.
Валерий улыбнулся ему и сказал, что оно может присесть.
Существо присело на появившееся кресло и словно сняло с себя какое-то покрывало. То, что я увидел, производило впечатление: очень, очень красивая темноволосая женщина с изящной фигурой сидела перед нами, положив ногу на ногу. Это была женщина без изъянов, любое ее движение было прекрасным. Природное изящество сквозило в каждом ее жесте.
Валерий спросил у нее что-то про их дела. Красавица ответила приятным грудным голосом.