Божий Суд
Шрифт:
Действительно, среди фигурирующих в деле девиц попадались и весьма прожженные особы, но в вину ему ставились не многочисленные контакты с женщинами, хотя половая разнузданность — явный порок, весьма осуждаемый, а именно насилие и шантаж, которые он применял по отношению к ним, добиваясь утоления своей похоти.
Все предъявленные подсудимому эпизоды сопровождались ощущениями и чувствами, которые переживали эти девушки и женщины, а также их мыслями. И надо признать, что ни одна из них после совершенного акта не испытывала к своему насильнику никакой благодарности или симпатии. Наоборот, переживать состояние липкой грязи, неприязни,
Потом ему припомнили и другие его грехи: и частую немотивированную агрессию по отношению к окружающим, и грубость к собственным родителям, и многочисленные случаи неуважения прав других людей. И на все он находил какие-то отговорки.
Но голос Обвинения не обращал особого внимания на эти оправдания, а продолжал сухо и методично сообщать все новые и новые прегрешения обвиняемого. Уж не знаю, по каким критериям происходил их отбор, но не соблюдалась ни хронология, ни тяжесть проступков. После череды грехов, связанных с насилием над женщинами, вдруг всплывала история с избитым еще в далекой юности одноклассником — чахлым, начитанным очкариком, который своими остроумными суждениями показался интересным Светке Малышевой, девочке, которая в то время нравилась подсудимому. Избил он одноклассника- остроумца, придравшись к какой-то ерунде, основательно — до потери тем сознания и серьезных разборок с педагогами в школе. Потом проходили эпизоды взяткодательства, как мелкого, вроде откупных от гаишников на дорогах, так и того случая, когда он отмазывался от службы в армии. А затем шла история с украденной в далеком детстве удочкой, которая вообще-то и не нужна была герою — дома две своих было, но уж больно «плохо» лежала. И после такой далекой мелочи вдруг всплывало соучастие в убийстве.
— Седьмого января прошлого года вы участвовали в убийстве
Мальцева Леонида Ивановича, — сообщил равнодушно голос.
— Каком убийстве?! — взвизгнула душа подсудимого. — Я никогда никого не убивал.
— Вы по просьбе своего знакомого Штыкова Валерия перевезли потерпевшего в деревню и всю дорогу поили его отравленной водкой.
— Да даже экспертиза доказала, что он умер от удушения. Его
Штыков удавкой заделал, — взъерепенился мужик. — Его и посадили. А меня суд оправдал. Я этого алкаша-то и видел один раз. Ну попросили меня отвезти его в деревню, деньги заплатили, я и повез.
Суд-то меня оправдал, — повторил он свою защитную фразу.
— То, что земной суд не имел благодаря неполно произведенному следствию доказательств вашей вины, не является доказательством вашей невиновности, — терпеливо объявил равнодушный голос. — Это Божий суд и здесь судят за все содеянное, независимо от того, сокрытым от других людей или известным стало то преступление, которое вы совершили. Вы будете отвечать за все свои деяния и прегрешения.
Предъявляются мысли и разговоры подсудимого по данному делу.
И после этого зазвучали тайные диалоги, что вел мужчина со своими подельниками, желавшими ради жилплощади в хорошем доме извести одинокого пьяницу Леню Мальцева. И из этих, казалось бы, тайных бесед, а еще и из мыслей подсудимого было ясно, что он знал, какая незавидная судьба поджидает мужичка- пьяницу и знал, что в водке клофелин и, тем не менее, вез его на погибель, и водку эту окаянную предлагал. Вина его была безусловно доказана.
После
— Из-за какого-то поганого пьяницы. Да он дерьмо был последнее. А добро?! Я столько добра людям сделал! Нищим всегда подавал. Помогал слабым. Защищал их!..
— Высокий Суд, уже находясь здесь, эта душа совершила нарушение, — резюмировал равнодушный голос. — Оскорбление другой души руганью. Прошу приобщить это деяние к прочим.
И тут же, не меняя интонации голос обвинителя добавил:
— Предъявите добрые дела подсудимого.
— Как и это все? — возмутился мужчина все также глядя вверх.
— Все, — сообщил обвинитель, выступающий теперь и в роли адвоката. — Нищим вы подавали из средств, нажитых неправедными путями, делились не своим. А людям помогали чаще всего небескорыстно, а исключительно для поддержания имиджа и получения ответной выгоды, да и помогали все больше не тем, кому следовало, и не в тех делах, где следовало бы. Поэтому все, что вы видите — это и есть ваши добрые деяния, прошедшие через сито отбора. Все они здесь и все они положены на чашу добра.
Ну и, как видите, результат — фиолетовый сектор. Отсюда и приговор.
Приговор не зачитывали. Не знаю, как его понял обвиняемый, но у меня в сознании отпечаталось четко — мукам не подвергать, а скорейшее полное лишение человеческого сознания. Быть ему теперь тарантулом или пауком.
После этого странный свет погас, наступила полная тишина.
А потом, через некоторое время появился новый подсудимый. Вернее, подсудимая, поскольку это была женщина. На вид совсем пожилая и тоже одетая в темное рубище.
Она стояла в середине зала, выражая всем своим видом неуверенность и робко смотрела вверх на источник божественного света.
— Вам все видно? — спросил голос сверху.
Голос был другой. Тоже мужской, но он явно отличался по тембру и интонации. От него веяло спокойствием.
Женщина тихо ответила: "Да".
Потом благожелательный профессорский голос после нескольких стандартных вопросов стал выяснять детали мелких происшествий, приключившихся с подсудимой.
Первые преступления, вменяемые ей, были не тяжелые: девичья ложь, серая зависть, распускание глупых сплетен и незамысловатая клевета. Потом вспомнились два криминальных эпизода: украденная у подруги кофточка и четырнадцать рублей с копейками, вытащенные у соседки по общежитию. Ее тогда же и разоблачили, и ей было очень стыдно, и она сильно переживала свой позор, поэтому теперь, на Божьем Суде давнишнее ее раскаяние принимали как смягчающее обстоятельство. Затем пошли дела посерьезней.
Женщина эта работала сначала воспитателем в детских садах, а затем доросла и до должности заведующей. И на этом своем посту она не раз была несправедлива к подчиненным и подопечным, часто грубила и унижала их. Были в ее жизни и несколько эпизодов стяжательства и даже случаи мздоимства. Вроде бы ерунда, по сравнению с тем, что делают настоящие злодеи, в той жизни ее и к ответственности ни разу не призывали из-за таких-то пустяков, но здесь, на этом суде ей напомнили и об этих промахах. Здесь все припоминали всем. Каждый поступок, нарушавший заповеди и принесший кому-то из живущих вред, здесь обязательно получал свою оценку. Отдельно разбирались ее некрасивые истории с последними тремя замужествами.