Божья коровка
Шрифт:
Не теряли времени и разведчики. Не прошло минуты, как с китайцами покончили. Борис сходил к первому заколотому им солдату и забрал свой автомат.
– Пузырев! – приказал лейтенант одному из разведчиков. – Приведи саперов. Пусть минируют танк. Остальным собрать тела убитых танкистов и полковника из пограничников, уложить на плащ-палатки и нести их к острову.
Разведчики разбежались выполнять приказ. Борис подошел к командиру.
– Товарищ лейтенант, там китайцы в танке что-то открутили. Надо бы забрать узлы с собой.
– Утонут после взрыва, – махнул рукой офицер.
– А китайцы их достанут, – возразил Борис. – Генерал-лейтенант говорил,
– Ладно, – нехотя согласился разведчик.
Спустя полчаса группа в полном составе отошла к Даманскому. Разведчики несли на плащ-палатках тела погибших танкистов и Леонова. Саперы тащили тонкий электрический провод, разматывая его с катушки. Заряд они заложили прямо внутрь танка, подсветив себе трофейными фонариками. Их они потом забрали с собой. Отойдя от танка метров на двести, саперы встали и стали присоединять провод к подрывной машинке.
– А теперь залегли! – приказал один из них. Разведчики и Борис плюхнулись на снег. Сапер надавил на ручку машинки. Грохнуло так, что у всех заложило в ушах. Протоку озарила яркая вспышка. В ее свете было видно, как подброшенная взрывом башня, кувыркаясь, летит в сторону острова. Шмякнувшись посреди протоки, она проломила лед и исчезла в полынье. А раскрытый взрывом корпус танка загорелся, выбрасывая к небу языки пламени и клубы дыма.
– Ходу! – крикнул старший из саперов. – Мог сдетонировать не весь боезапас. Снаряды будут рваться…
Все вскочили и понеслись протокой – ну, насколько позволяла ноша. Остров обогнули по дуге. Разведчики, хекая, несли тела погибших, саперам передали железяки, открученные китайцами. Свой груз они оставили в танке, так что пусть несут. Группу подгоняли грохотавшие за спиной разрывы – сапер был прав.
Уничтожение танка на какое-то время ошеломило противника, но он быстро спохватился. Поняв, что произошло, китайцы начали лупить из всех стволов. Цель они не видели, но примерно сориентировавшись, накрывали минами и снарядами протоку и реку Уссури. Борис бежал первым. В темноте уже проступил советский берег. До него оставалось где-то с полсотни метров, как впереди разорвалась мина. Бориса ударило в грудь, голову и руку. Нестерпимая боль затопила тело, и он рухнул ничком. «Блин, опять!» – успел подумать, прежде чем все померкло…
Час спустя на командном пункте советской группировки состоялся разговор двух генералов – армейского и пограничника.
– Старшину представь к званию Героя, – предложил армейский. – Сам ведь слышал: без него ничего бы не вышло. Мало, что сумел скрытно вывести разведчиков прямо к танку, так еще посоветовал командиру группы, как убрать китайцев. Штыковая атака… – генерал покрутил головой. – Никогда не думал, что вернемся в 41-й. Мало этого, подсказал забрать с собой открученные маоистами узлы танка. Это, чтоб ты знал, элементы вертикальной и горизонтальной стабилизации пушки – самое секретное, что было в Т-62. Китайцы их бы обязательно подняли из протоки, а теперь-то – шиш! – он скрутил кукиш. – Парень заслужил Героя.
– Так его к нему уже представили, – возразил генерал-пограничник. – За бой 2 марта.
– Все равно пиши! – повторил армейский генерал. – Пусть в Москве узнают. Не дадут две Звезды, так хоть одну не пожалеют.
– Хорошо, – ответил пограничник. – Мне не трудно. Жаль носить ее Коровке не придется. Доктор говорит, что вряд ли выживет.
– Вертолетом отвезем в Хабаровск вместе с остальными ранеными. В окружном госпитале у нас отличные врачи. Вытянут, даст бог. Ну, а нет, так матери Звезду вручат. Будет хоть какое утешение.
– Нет
– Бляди узкоглазые! – армеец грохнул кулаком по столу. – Таких парней угробили. На хрена им этот остров, можешь мне сказать?
Пограничник лишь пожал плечами…
Глава 12
Вокруг был свет, и Борис ощущал себя его частью. Неизъяснимое, никогда ранее не испытываемое им блаженство переполняло его. Бой, смерть, кровь, тревоги и надежды остались где-то вдалеке. Ему было необыкновенно хорошо, и он желал, чтобы это не кончалось. Так длилось долго, но сколько, он не знал. Свет уничтожил чувство времени. И вот внезапно он услыхал женский голос. Тот был тихим, но отчетливым, и звучал как будто в голове. Хотя головы у Бориса не имелось, как и прочих частей тела, о чем, впрочем, он нисколько не жалел.
– Ты обманул меня, солдат! – сказала женщина. – Я просила уберечь сыночка, а ты его убил.
– Не ропщи, – вмешался новый голос. Он звучал властно и непререкаемо. – Тот, кого ты попрекаешь, шел путем, который избран Творцом, и не свернул с него даже перед страхом смерти. Ты просила Господа дать сыну защитника, и Он внял молитве матери. Но судьба его отныне лишь в руце Господней. Не печалься, мать, ибо сын твой жив. Рано ему в Свет. Всевышний взял его сюда на время, дабы укрепился духом и был тверд в своем предназначении. Защитник отправляется назад.
«Не хочу! – хотел вскричать Борис. – Оставьте меня здесь. Тут хорошо…»
Но у него не получилось. Свет вдруг исчез, а вместе с ним – блаженство. На тело накатила боль – горячая и нестерпимая. Он застонал и открыл глаза.
… Над ним был беленый потолок с лампочкой, свисавшей на сером шнуре в центре. Она горела желтым светом. Борис повел глазами – шевелиться было больно. Большая комната, четыре койки, в стене напротив – дверь, выкрашенная белой краской. Похоже, что больничная палата. Он лежал на дальней левой койке, если посмотреть от входа. За головой, наверное, окно. Собравшись с силой, он приподнялся на локтях. Вернее, на одном – левая рука не подчинилась. В голове стрельнуло, грудь заныла, а левое плечо отозвалось жгучей болью – такой, что Борис едва не потерял сознание. Но удержался, закусив губу. Боль выносить ему не привыкать – не раз случалось в прошлом. Переждав, пока она утихнет, Борис, осторожно поворачивая голову, огляделся.
Да, не ошибся – больничная палата. У коек – тумбочки из дерева, покрашенные белой краской, посреди палаты – такой же белый стол. Под ним – четыре табуретки. Про цвет их говорить излишне – белые, конечно. На противоположной от Бориса койке лежит такой же пациент, накрытый одеялом – солдатским, шерстяным, с двумя черными поперечными полосами в ногах. Спит или без сознания. Две остальные койки не заняты и застелены.
Осторожно опустившись на постель, Борис занялся собой. Провел рукою по груди – забинтована. Плотно, широко. Пощупал голову – здесь тоже обнаружилась повязка. Забинтован лоб, над ним – причесанные волосы, чему Борис немного удивился. По устоявшейся традиции пограничники второго года службы коротко стригли затылок и виски, оставляя сверху длинную прическу. Надел фуражку или шапку, и начальство ничего не скажет – пострижен по уставу. Оно-то знало, но не придиралось. Как все, Борис зачесывал волосы назад. Здесь это кто-то сделал за него, что было странно. Левая рука оказалась загипсованной, что навевало грусть. Гипс означает перелом, в его случае – огнестрельный. Тяжелая, плохая рана…