БП - 2
Шрифт:
Звук грохочущей стали разносился по ахающим в ответ коридорам. Крысы, притихшие было, сообразили, что никому до них нет дела и продолжили пировать. Не отвечал и старый искалеченный кладовщик, считавший, что ему сильно повезло в жизни, когда он устроился на тихую сытную должность.
— Михаэль! Михаэль!
— Нортис? – неуверенный голос, приглушенный стальной дверью, задрожал – Ты?
— Я. Привет, Михаэль. Рад что ты жив – Нортис с усилием вспоминал слова, которые обычные люди использовали в подобных ситуациях. Он сам давно уже… остыл к проявлению подобных чувств.
—
— Так получилось – коротко ответил калека – Случайность.
— Случайность?
— Да – не солгав, подтвердил Вертинский – Случайность. Я хотел убить брата Джорджи. Только его. Взрыв и смерть девушки в планы не входили.
Снова он сбивается на «машинный язык». Все из-за его чуть изменившегося мышления. В последнее время он даже свое состояние оценивает подобным образом – остатки биологических и машинных ресурсов тела, уровень жажды и голода, запасы энергии.
— Зачем? – вот и прозвучал главный вопрос.
— Он один из тех, кто принимал участие в уничтожении моей семьи – коротко и четко ответил Нортис, неподвижно стоя у дверей и не обращая внимания на снующих у ног крыс.
— Брат Джорджи? – пораженно ахнул кладовщик, его удивление передалось даже через сталь – Господи! Святой ведь человек…
— В нашем городе нет ничего святого, Михаэль – произнес киборг – И никогда не было. Ты впустишь меня? Я давно не ел, мне нужна помощь.
Молчание по ту стороны двери тянулось так долго, что Нортис уже начал прикидывать обратный путь, размышляя, где есть шанс раздобыть хотя бы кусок водорослевого брикета. Тело надо срочно подпитать. Что сказать старому испуганному человеку, как его убедить?
Ничего добавлять не пришлось. Щелкнул замок, заскрежетал запор, крысы настороженно вскинули перепачканные кровью мордочки. Врезанная в ворота дверь открылась. Держащийся за дверь кладовщик посмотрел на труп, перевел взгляд на Вертинского.
— Его я не пустил. Его бросили свои же, когда пошли грабить и убивать. Он приполз сюда и начал плакать про свою несчастную жизнь, про мать-проститутку, посмевшую погибнуть от ножа собственного сутенера, про плохого отца выгнавшего его в день восемнадцатилетия, юного мальчишку в суровый холодный мир. Про то как ему пришлось побираться и отдавать свое молодое тело за тарелку еды, повторяя судьбу своей матери. Как он заболел и ослаб… он долго плакал под дверью, голос становился все тише. Я его не пустил.
— Почему?
— А к чему пускать бесполезный кусок дерьма, только и умеющий ныть? Тебя впущу.
— Почему?
— Говорю же – я смотрел новости. И десять лет назад и сегодня. И старые репортажи тоже – ты звезда, Нортис, о тебе снова вспомнили. Я бы не впустил тебя. Ты убийца. Даже если не тронешь меня, если прознают что ты был здесь, а я не сообщил – меня лишат работы и умру от голода, а крысы сожрут мое тело. Вот и все похороны. Но приполз вот он – Михаэль ткнул пальцем в труп – И все ныл про то, какая у него скверная мать, что посмела подохнуть и перестала приносить в дом еду, отчего отец алкаш выгнал его из безопасности на улицу. Твоя мать тоже погибла, Нортис. Но в отличии
— Спасибо, Михаэль.
— Голоден?
— Очень.
— Вижу, как исхудал. У меня есть кое-что из еды. И лекарств.
— Я отплачу. Верну все до кредита.
— Сочтемся. И не бойся – я никому не сообщу. Да тебя сейчас и не ищет никто. Сам видишь, что творится в секторе. Мать их! Натворили дел!
Михаэль запер дверь, оставляя труп нытика наедине с крысами. Неуклюжей походкой зашаркал к своему закутку, поглядывая на ноги Вертинского.
— Хорошие ноги отрастил.
— Артианитовые протезы. Я снова хожу.
— Поздравляю. Отрастил не только ноги, но и клыки.
— Что с рукой? – Вертинский смотрел на перевязанную руку Михаэля, уже догадываясь, что никакой травмы нет – Скрываешь тату?
— Ее самую. Слышал недавно вопли трансляции, вакуум в глотку этому крикуну! Убивайте «нулей»! Кромсайте «нулей»! А если ты раньше уже был «нулем», но тебе сейчас под шестьдесят и ты еле ходишь? Все в молодости ошибаются! – сверкнул глазами старик и снова сгорбился.
— Сюда не придут – уверенно сказал киборг – Здесь ничего кроме ржавого железа. А им нужны еда, алкоголь, горячие или пусть даже немного уже остывшие женские тела.
— Да уж! – хохотнул кладовщик – Чего здесь нет, так это горячих женских тел. Еды и алкоголя отыщу. Выпьешь?
— Воды. Немного кофе, если есть.
— Суррогатный найдется пяток пакетиков. Сейчас включу чайник – старик суетливо занялся делами, достал из шкафа несколько пластиковых контейнеров с продуктами, начал выставлять на стол продукты. Видно невооружённым взглядом – Михаэль рад гостю. Очень рад. Даже несмотря на то, что его гость объявлен террористом взрывником. Старику с искалеченной спиной было одиноко в его большом и почти заброшенном складе. Одиноко и страшно.
— Расскажешь? – спросил Михаэль – О брате Джорджи.
— Расскажу – кивнул Нортис, с благодарностью принимая четверть пищевого брикета.
Зашумел электрический чайник, через дверь едва-едва доносился шум вспыхнувшей крысиной драки из-за трупа нытика, на складе светло и тепло, к тому же старик набросил на его плечи старую рабочую куртку. Уютно. Спокойно. Давно Вертинский не ощущал себя так хорошо…
— Я узнал его сразу – чуть подумав и собравшись с мыслями, начал он рассказ – Увидел его лицо на записи крысы и сразу узнал. Сразу же узнал.
— Крысы?
— Мой робот в крысиной шкуре. Несколько их было. Мои разведчики и гончие.
— Гончие – повторил кладовщик, усаживаясь рядом и вскрывая пакетик кофе над кружкой – Вот это словечко… сразу стало быть узнал? Его лицо?
— Мгновенно – стиснул зубы Нортис, вновь ощутив дикую вспышку застарелой ненависти – Мгновенно узнал… и сразу решил, что из сектора он живым не уйдет…
— Понимаю – кивнул старик, наливая кипяток в кружки – Ты брикет всухую не грызи. Давай кипяточком распарим. Чуть соли и перца добавим. Все лучше на вкус будет.