БП
Шрифт:
Когда пришел в казарму, почти все бойцы уже спали. Все-таки, в рейде народ вымотался, да и после многочисленных ночевок в лесу поваляться пусть даже и на нарах – в удовольствие. Митяев, остававшийся за старшего, доложился, что все накормлены-напоены, к раненым приходил фельдшер, сделал перевязки. Затем протянул мне небольшой белый сверток.
– Командир, это мы тебе оставили… Тут это… портяночки новые.
– Спасибо за заботу, Михалыч… Стоп, а откуда такое богатство? Склад какой-то гробанули?
– Нет, то мы на пароходе у немчуры простыней чистых понабирали. Им они все равно уже без надобности,
– Ну ты посмотри, везде успели! И Отечеству послужили, и себя не обидели. Молодцы!
Михалыч расплывается в улыбке и отвечает ставшим модным в роте «А то!», но потом, посерьезнев, рассказывает интересную новость:
– К нам тут гости заходили из местных служивых. Типа, познакомится, разузнать, кто такие и чего тут делаем. Про наши подвиги послушали, а потом предупредить решили, чтобы мы не особо геройствовали, германца не злили. А то, мол, осерчают, да и начнут «чемоданами» швыряться. Тогда всем амбец будет.
– И что, прониклись предупреждением?
– Ага. Котяра вперед вышел, свой кулак им показал, они и сдулись. Но потом еще один прибегал. Обозвался сицылистом, и стал агитировать народ, чтобы не воевать. Мол, война нужна только царю и буржуям, а помирать за них мы должны.
– И где этот Цицерон доморощенный? – Видя недоумение Митяева, поправляюсь. – Куда агитатора дели? Закопали уже?
– Не-а, сам ушел. Тока вот вольноперы наши вослед пошли. Сказали, что поговорить с ним хотят. До сих пор не вернулись.
– Ну, ладно, сходим, поищем. Я и сам с ним поговорить не против. Хочу посмотреть что за гусь.
– Командир… А он правду говорил?.. Ну, насчет буржуев?.. Мы-то тут воюем, а эти и впрямь наживаются. Скока всего для фронта надо, и за все копеечку получают, да и немалую.
– Эх, Михалыч… Тут так просто сказать нельзя. Наши купцы и заводчики действительно жиреют на фронтовых поставках, и горло друг другу за выгодный заказ готовы порвать. Только ведь и кайзера одолеть надо. Придут ведь германские буржуи, нас всех вообще в рабов превратят. Тевтоны есть тевтоны. Очень давно, еще при Александре Невском, их прапрадедушки малых детей во Пскове в огонь бросали. Вон, вспомни хотя бы графа под Ловичем. Кем мы для него были?
– А почто царь-батюшка такое терпит? Не видит, что творится вокруг?
– Ну, ты и вопросы задаешь, друг мой любезный. Откуда я знаю, что у императора в голове? Думаю только что, если к власти дорвутся «сицылисты», будет еще хуже. Как там, в Библии: «Предаст же брат брата на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их». Вот так и будет. Вам, казакам, в первую очередь не поздоровится, потому, как независимые вы очень.
– Так что делать? Сидеть и ждать, пока они мошну свою набивают? Была б моя воля, я б их всех в капусту порубал!
– Погодь, Михалыч, рубать направо и налево. Мне тоже это не по душе, но тут крепко думать надо… А вообще, давай сначала вернемся, тогда и поговорим.
– Командир, помнишь, ты с нами собирался в Ставку… Ну, когда амператор должен был приехать. Мы свое слово держим, куда ты, туда и мы пойдем… Тока понять охота, за что головы складывать будем.
– Григорий Михалыч, я тебе обещаю: прежде, чем куда-то вас позову, объясню, что и зачем. И если не по нутру будет, неволить не стану…
Разговор прервал вестовой от коменданта, сообщивший, что мои «их благородия» в количестве двух душ отправились в импровизированную баню, которая, как выяснилось, состояла из железной бочки, подвешенной под потолком в одной из прачечных, куда уже натаскали горячей воды. И что меня приглашают туда же. Для остальной роты баню протопят завтра, по распоряжению коменданта. Ну, сполоснуться перед сном – это здорово, поэтому быстренько подрываюсь и шагаю в указанном направлении.
Только вот, по пути происходит небольшая задержка. Из какой-то каморки доносятся приглушенные закрытой дверью, но, все же, узнаваемые голоса моих студентов. Похоже, там у них какой-то спор. Скорее всего, с давешним агитатором. Надо бы зайти, поучаствовать.
Внутри комнатушки на колченогом столе стоит «летучая мышь», разливающая по маленькому помещению неяркий свет и сладковатый запах керосина. А рядом, на табуретках сидят два моих орла и какой-то субтильный солдат из местных. И смотрят на меня. Оп-па, а что это мы все такие смущенные и испуганные? Словно первоклашки, которых завуч за курением в туалете поймал.
– И чего вы орете, господа студиозусы, на весь каземат? А это кто такой тут прохлаждается? Ну-ка, поднимись, служивый, да назови себя… Да не дрожи ты так, я ж не кусаюсь.
– Ря… Рядовой Бейцин… Ваше Благородие…
– А зовут как?
– Миша… Михаил.
– Что тут делаешь, рядовой Миша Бейцин? – Только теперь замечаю на столе рядом с лампой несколько листков бумаги. Берем и читаем. Ага, листовка, она же – прокламация. Все старо, как мир. Царь и правительство обманывают народ, не хотят давать реформы, землю, свободу, ну и так далее. Где-то уже это читал… Ну да, погранцы мне что-то такое показывали. Только тогда у нее немецкое происхождение было. А теперь вот пятая колонна проклюнулась…
– Вот что, солдат… Да хватит уже трястись, раньше надо было бояться. Когда начинал этой пакостью заниматься. Не буду я сдавать тебя жандармам, просто поговорить хочу, кое-что для себя уяснить. Ответишь на мои вопросы, и пойдешь отсюда целый и невредимый. Понял?
– … Так точно…
– Ну, тогда вопрос первый: от какой партии ведешь агитацию?..
Агитатор мнется, но потом, осмелев, отвечает:
– РСДРП…
– Социал-демократ, значит… Марксист? – Дождавшись утвердительного кивка, продолжаю. – И за что агитируешь?
– Ну, это… Чтобы людям лучше жилось… Буржуев всех поскидывать с шеи и…
– Ну, продолжай… И царя тоже, так?.. Так… Курить хочешь? На, кури. И вы, юноши, тоже можете присоединиться. – Прикуриваю папиросу от лампы, выпускаю облачко дыма в потолок. – А подробней можешь?.. Что молчишь?.. Нет?.. Тогда слушай сюда. Вы хотите разрушить существующий строй, взять власть в свои руки, опираясь на диктатуру пролетариата, который ошибочно считаете всем народом, не признавая за крестьянством этого права. Даже понятно, почему. В деревне силен традиционный уклад жизни, а пролетарий – изгой, не имеющий ничего, кроме своих цепей, как правильно заметили ваши основатели Маркс и Энгельс. И еще добавили, что у пролетария нет Родины, значит и защищать в случае войны ему нечего.