БП
Шрифт:
– Подпоручик Гуров, командир партизанского отряда 2-й армии.
– Партизанский отряд? – Его брови удивленно взлетают вверх. – Какими судьбами здесь оказались?
– Они, Алексей Витальевич, вышли к нашему форту, причем, очень даже вовремя. Помогли отбить атаку германцев. – Федоренко в двух словах вводит адьютанта в курс дела. – Затем вместе с нами эвакуировались в крепость… А кого там наш отец-командир распекает? Право, давно не слышал, чтобы он так шумел.
Из-за двери доносится чей-то голос. Слов не разобрать, но громкость и интонации говорят сами за себя.
– У Александра Васильевича
Поручик открывает дверь в кабинет, откуда тут же доносится:
– Вас не то, что перед строем расстрелять надо! Пули для вас жалко, ничтожество! Повесить, как бешеную дворняжку!.. Что там еще, Алексей Витальевич?
– Штабс-капитан Федоренко, подпоручики Берг и Гуров, господин полковник!
– … Пусть зайдут… А вы – вон отсюда, мерзавец!.. Наш разговор еще не окончен!
Мимо нас из кабинета вылетает взмокший съежившийся прапор с мордочкой красно-фиолетового цвета, и очень быстренько покидает помещение, видно, опасаясь, что начнется вторая серия. В кабинете нас встречает высокий, чуть полноватый полковник, еще не остывший от разноса. Или в понимании Игоря Александровича так выглядит спокойный интеллигентный человек, или автопрапор накосячил что-то очень нехорошее. Полковник здоровается с моими спутниками, хмурит брови, глядя на меня, очевидно, пытаясь вспомнить, знакома ли ему моя мордочка, потом опускает взгляд на «Аннушку» и более спокойным голосом предлагает:
– Представьтесь!
– Подпоручик Гуров, командир партизанского отряда 2-й армии. – Скоро на языке мозоль набью от этих представлений.
– Партизаны?.. Хм, однако… Извините за шум, господа, не смог сдержаться!
– Значит, было за что? – Дипломатично спрашивает Федоренко.
– Вы же знаете, Игорь Александрович, что полк поставили на тяжелый участок – «Царский Дар», «Голавицы» и 16-й форт, а Ваш батальон кинули на «Закрочим». В ночь на 1 августа германцы начали штурм фортов, главный удар пришелся по 14-му и 15-му. Четыре дня мы отбиваем атаки ландвера, сидим под обстрелом крупнокалиберной артиллерии. Можете представить себе силу взрывов, если после падения одного снаряда перед укреплением бетонная стена длиной в 6 метров и толщиной в два откололась от свода и сдвинулась на два сантиметра внутрь.
– Ничего себе… – Потрясенно шепчет Роман Викторович. – Не иначе, «Убийц фортов» подвезли…
– Да-с, Роман Викторович, мои артиллеристы потом измерили воронку от него. Глубина – четыре метра и диаметр – десять с половиной. Осколки разлетаются до двух километров. Наши батареи в ответном огне расстреляли почти весь боезапас, мои трехдюймовки тоже стоят с пустыми зарядными ящиками. Телефонирую в крепость, мол, нужны снаряды. На другом конце провода отвечают, что высылают колонну… Мы ждали два дня! Я дозвонился аж до генерала Римского-Корсакова, помощника коменданта по артиллерии. Ответ тот же: «Ждите! Скоро будут!».
Полк все эти дни дрался достойно, и если бы вовремя подбросили нам подкрепления, штурм имел бы все шансы быть отбитым даже несмотря на отсутствие поддерживающего артогня! Но нам присылают несколько разрозненных и недоукомплектованных батальонов, состоявших из ополченцев, да еще когда все кончено!.. Помните, господа, штабс-капитана Войтенковского? Он с остатками своей роты остался в укреплении XV-а и прикрывал отход полка. Резервы подошли, только когда германцы взорвали горжевые ворота и ворвались внутрь.
Но даже в таком положении можно было обороняться. Сразу за фортами лес, превращенный в укрепленный район. Уже присмотрели новую позицию, как приходит приказ: «Отходить в крепость!»… Я привел полк… Наши потери – более тысячи двухсот нижних чинов, восемь офицеров убито, пятеро ранены. Здесь, в крепости, решил разобраться со снарядным вопросом. И, господа, Вы мне не поверите! Автоотряду действительно было приказано доставить снаряды. Но тот… негодяй, которого Вы видели, побоялся ехать и отправил колонну без сопровождения. А солдаты-водители взяли пример со своего начальника, и на полдороги скинули ящики в какой-то рощице…
– Но, Александр Васильевич, это дело так оставлять нельзя! – Федоренко вскипел, как электрочайник. – Это же даже не саботаж, а невыполнение приказа в боевой обстановке! Нужно писать рапорт, пусть назначат расследование…
– Милый мой Игорь Александрович! Я не хуже Вас знаю, как поступать в таких случаях! – Полковник как-то враз сгорбился и обмяк. – Но… До сдачи крепости, как мне кажется, не более суток… Наша битва проиграна… Сегодня сдал полковое знамя авиаторам. Они поклялись начальнику штаба уничтожить всю секретную документацию и регалии, если их собьют. Завтра утром они вылетают…
Охренеть!!! Офицер БОИТСЯ ехать на передовую выполнять приказ!!! И даже не в бой идти, под пули, а просто подвезти снаряды! В каком бреду такое может привидеться?! Твою ж маман! И, самое обидное, теперь уже никто не будет разбираться кто прав, кто виноват!
– Зачем я тащил свои пушки в крепость?! – Подпоручик Берг в отчаянии сжимает кулаки. – Чтобы они стали трофеями германской армии? Лучше бы там, в форте подорвал!.. И что нам теперь делать?
– Сидеть и ждать, Роман Викторович. Ждать дальнейших указаний. – Асташов смотрит на Романа Викторовича, в глазах явно читается безысходность. – Больше мы не можем сделать ни-че-го!
– Простите, господин полковник! – Мне не слишком понравилась обрисованная перспектива. – Если я правильно понимаю, на данный момент крепость обречена. И кто бы ни взял на себя командование, результат будет один – капитуляция и плен.
– Да, подпоручик… Э, да что там… Сейчас это все уже не имеет никакого значения… Однако, я надеюсь на Вашу честность и умение хранить тайну, господа… По прибытии был вызван к генералу Веневитинову. Там еще были некоторые полковые и бригадные командиры. Между нами состоялся разговор о положении дел в крепости. И, в частности, было предложено отстранить коменданта от командования и организовать действенную оборону. Но часть офицеров сослалась на субординацию, часть – на низкую обученность и ненадежное моральное состояние нижних чинов. И сколько бы наш генерал не пытался их убедить, вывод был сделан один: после того, что наворотил генерал Бобырь, никто уже не может исправить ситуацию. Остается только плен… Господи, дай мне силы испить сию чашу…