БП
Шрифт:
В комнате, в которой разместился барон, стоял небольшой книжный шкаф, содержимое которого говорило о хорошем вкусе того, кто подбирал книги. В основном это были исторические и приключенческие романы. Причем фон Штайнберг был готов поклясться, что в первый день появления в палате, он был пуст. Подойдя к полкам, гауптман неуклюже, действуя только здоровой рукой, попытался достать наудачу один из томиков. Но книги стояли настолько плотно, что пальцы просто соскальзывали с переплета. После третьей или четвертой попытки, фон Штайнберг негромко выругался, и решил сменить цель. На самой нижней полке поверх общей шеренги, чуть выступая над корешками своих «коллег» лежал одинокий том. Барон наклонился, вытянул его, но тут болезненными молоточками в висках напомнила о себе контузия и книга хлопнулась на пол. Почти одновременно с этим раздался деликатный стук в дверь, и в комнату вошла одна из сестер.
Фройляйн Грета, так звали эту миниатюрную, очаровательную
Но неожиданно он встрепенулся, уловив слова: «Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка. Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии. Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил. Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие-то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему-то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., - дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие».
Фон Штайнберг попросил девушку еще раз прочитать эти слова, а перед его глазами вновь возникли горящие аэропланы авиаотряда, окружившие его связанных подчиненных казаки лойтнанта Гуроффа, взорванные пути на станции и свежие холмики на немецком солдатском кладбище.
Сестра Грета, с удовольствием исполнила эту просьбу, но далее насладиться обществом очаровательной чтицы помещал решительный стук в дверь, и на пороге появился начальник отдела III-b Генерального штаба майор Хельмут фон Тельхейм.
– Господин барон, рад видеть Вас решительно ставшим на путь выздоровления. Я вижу, что Вы снова интересуетесь радостями жизни во всех её проявлениях. Я прошу меня понять правильно, но я невольно заслушался стоя за дверью. Фройляйн Грета, Вы – великолепный декламатор, и гениальные слова, начертанные великим Толстым, обрели зримые образы. Да и фрагмент выбран, как говорится, мастерски, не так ли, герр гауптман? Русские партизаны заставили отступать солдат самого Наполеона. Но я рекомендую Вам обратить внимание на еще одну книгу. Автор тоже русский, как и Толстой, носил офицерские погоны, но в отличие от графа писал о партизанах не с чужих слов. – С этими словами майор положил на стол довольно толстую папку, на обложке которой не было не имени автора, ни названия. – Это перевод на немецкий язык книги одного русского генерала, Дениса Дафыдоффа. Заметьте, что оригинал был издан почти 100 лет назад. Мне кажется, что Вам будет интересно взглянуть на мысли автора через призму Вашего личного боевого опыта. Отдыхайте, набирайтесь сил. Надеюсь, что Вы, милая фройляйн, не оставите своими заботами раненого героя Рейха? А когда врачи сочтут Вас, барон, готовым к небольшому автомобильному вояжу по пригородам столицы, то я заеду за Вами. Скажу на прощание только одно: Вы сделали всё, что могли и Ваша деятельность высоко оценена высшим командованием. Впрочем, скоро Вы сможете услышать это сами, а скорее всего и ощутите материальное проявление на своём кителе. Честь имею, господин барон.
Майор прощаясь, наклонил голову и четко, по-военному развернувшись, вышел из комнаты. Сестра Грета, видя явное желание фон Штайнберга побыть наедине со своими мыслями сослалась на «необходимость проведать ещё трёх пациентов» и удалилась, пообещав заглянуть к господину барону через несколько часов.
И нужно сказать, что девушка выполнила своё обещание. Дело в том, что Грета фон Ритцен, как и сотни её ровесниц из дворянских семей Германии поступила сестрой милосердия в военный госпиталь, видя в этом свой долг перед Империей. Но к этому весьма благородному и возвышенному порыву добавлялся и некий практичный расчет. Год войны привел к тому, что десятки тысяч молодых мужчин уже сложили свои головы на алтарь бога войны Марса, и угроза остаться старой девой заставила задуматься и действовать Грет, Март, Софий и иных представительниц прекрасной половины Рейха. А здесь вырисовывался весьма интересный вариант: молодой аристократ, перспективный офицер, уже успевший скрестить свою шпагу с врагами, разя их и на земле и в небесах. А раны, полученные в битве, – ну, что же мудрый Шекспир не зря вложил в уста мавра, причем, тоже профессионального военного такие вечные слова: «Она меня за муки полюбила, А я ее – за состраданье к ним». В общем, не заметить те нежные чувства, которые испытывала фройляйн к барону, мог или слепой или сам объект любви. Мужчины, увы, бывают иногда подобны великому Гомеру, и это сходство заключается отнюдь не в литературном таланте.
А среди недостатков майора Хельмута фон Тельхейма ни значилось, ни слепоты, ни отсутствия наблюдательности. Опытный разведчик и знающий жизнь мужчина, оценив ситуацию, мгновенно пришел к выводу как её можно использовать в интересах дела.
А посему, между ним и девушкой ещё до прихода гауптмана в сознание состоялся следующий разговор:
Врач, в подчинении которого находилась Грета, представил их друг другу и вышел.
– Милая фройляйн, прошу понять меня правильно, но мне показалось, Вы испытываете некоторую симпатию, которую я считаю вполне оправданной, к одному из раненых офицеров – гауптману фон Штайнбергу? И поверьте, мой интерес не носит праздный характер.
Фройляйн не вымолвила ни слова, но покраснев, несколько раз кивнула головой и опустила глаза вниз.
– Грета, Вы позволите мне так Вас называть? Мои года дают мне на то некоторые права, а мои две дочери, они по возрасту вполне годятся Вам в сестры.
Фройлян, уже успевшая взять себя в руки, кивнула, и приготовилась внимательно слушать этого важного господина из Берлина.
Видите ли, фройляйн, пройдет некоторое время, и предмет Ваших чувств покинет стены этого госпиталя и его снова призовёт долг перед Кайзером и Фатерляндом.
И кто знает, пересекутся ли снова ваши пути, знаете, как говорят наши нынешние враги – французы? «А ля гер ком а ля гер – На войне как на войне». Но у Вас есть возможность, не изменяя своему долгу сестры милосердия, быть рядом с бароном. И я уверен, что всё будет хорошо. Ибо Вы оба заслуживаете самое большое счастье.
Но есть маленький нюанс, барон, как и Ваш покорный слуга, сражается с врагами рейха на особом фронте. Если хотите, то Вы можете стать в наш строй, но нам нужны женщины, сочетающие в себе не только красоту, но и ум, и не удивляйтесь, и немного хитрости. Впрочем, эти качества, Господь, щедро отпустил дочерям Евы. Вам придется для начала сдать маленький экзамен. Представьте, что Вы режиссер и ставите спектакль, в котором главный герой должен взять из шкафа именно эту книгу. И майор протянул девушке прекрасно изданный тяжелый фолиант. А дальше, – всё в Ваших руках, дитя моё. Я верю в Вас, милая Грета.
После беседы с гауптманом, майор Хельмут фон Тельхейм уехал не сразу. Он терпеливо дождался, когда сестра Грета окончит ассистировать доктору при перевязках вновь поступивших раненых и, заручившись повторным разрешением врача, уединился с девушкой в ординаторской.
– Примите мои самые искренние комплименты, милая фройлян. У Вас все великолепно получилось. Поверьте, если бы не эта война, то я бы посоветовал Вам сменить амплуа, и Вы смогли бы украсить собой труппу Камерного или Немецкого театров Берлина. Вашей игрой мог бы гордиться даже сам Макс Рейнхардт, тем более, что он так же поклонник Льва Толстого. Поздравляю, Вы сдали свой экзамен и Вас ждут великие дела.