БП
Шрифт:
Попав в этот конвейер исцеления и самообразования, гауптман даже не заметил, как во время очередного планового медицинского осмотра с него сняли мерку и в одно прекрасное утро майор фон Тельхейм вместо очередной порции книг привез великолепно пошитый и отлично выглаженный офицерский мундир. Не был забыт и Железный крест 2-го класса, аккуратно приколотый к кителю.
– Прошу примерить, герр гауптман. Ваш эскулап, наконец, дал добро, и мы можем с Вами совершить небольшую автомобильную поездку.
Фройлен Грета поспешила удалиться из комнаты, а фон Штайнберг на какое-то мгновение,
Вот только с кителем возникли небольшие проблемы, перевязанная рука никак не хотела влезать в рукав. Его пришлось набросить на плечи. Фон Тельхейм поспешил утешить, несколько расстроенного барона нехитрой прусской шуткой:
– Ничего, Генрих, не расстраивайтесь. Мундир для пруссака все равно, что корсет для парижанки, но и она, будучи в положении, носит его расшнурованным. А Вам, все же терпеть не 9 месяцев. Ха-ха-ха… И желая окончательно успокоить собеседника, громко позвал:
– Фройлен, прошу Вас, заходите и полюбуйтесь на нашего героя.
Грета, которая и не думала далеко уходить, вернулась в комнату и сияющими восторгом влюбленными глазами окинула взглядом польщенного таким вниманием барона.
– Герр фон Штайнберг, Вы настоящий немецкий рыцарь и не один другой костюм, каким бы роскошным он не был, не подходит Вам лучше.
– Да Генрих, я чуть не забыл. Вы награждены Железным крестом 1-го класса, который получите лично из рук полковника Николаи, а вот этот знак боевого отличия, примите прямо сейчас.
И он прикрепил к кителю, чуть ниже Железного креста «Знак за ранение» 3-й степени.
– Поздравляю, Генрих, но я думаю, что в списке Ваших наград, Вы никогда не подымитесь до первой степени, во всяком случае, в этой номинации. Ха-ха-ха…
Фройлен Грета, не понимая о чем идет речь, попыталась вступиться за, как ей показалось, обиженного возлюбленного и ответила:
– А я прямо-таки уверена, что герр барон достоин самых высших наград и рано или поздно их получит…
Но её слова прервал жизнерадостный хохот майора, к которому присоединился и несколько сконфуженный гауптман. Грета, не видя ничего смешного в своих словах, покраснела и выбежала из комнаты.
И только вечером, пожилая кухарка, почтенная наружность которой так и просила добавить к имени Марта приставку – Благочестивая, заслужившая это «звание», как утверждали злые языки, своей повышенной любовью к гусарам, уланам и прочим «кентаврам» Прусской армии открыла ей причину веселья, вызвав, впрочем, новую волну смущения:
– В перечне «боевых заслуг», моя милая, дающих право на награждение знаком 1-й степени в золоте есть, увы и ах, и потеря мужского достоинства…
Более серьезный разговор между офицерами состоялся уже в автомобиле.
– Запомните, Генрих, наш с Вами шеф, совершенно не похож на заурядного прусского оберста, которых Вам пришлось повидать немало. Этот человек имеет право делать доклад непосредственно Кайзеру и от его этой информации зависят жизни сотен и тысяч германских солдат, да и судьба фатерлянда в целом. Отвечайте смело на его вопросы и не старайтесь произвести впечатление. Он привык оценивать своих сотрудников, а Вы уже – один из нас, по конкретным делам. Могу добавить ещё одно – Вы везучий человек, Генрих. И если удача и дальше не оставит Вас своим вниманием, то следующую награду, Вам придется примерить на свою шею. – На несколько недоуменный взгляд собеседника, майор конкретизировал. – Pour le Mйrite, это как минимум!
За этим разговором, а если быть абсолютно точным, – монологом, время пролетело незаметно, тем более что прославленные немецкие дороги напоминали больше разглаженное утюгом полотно, на котором не осталось не малейшей морщинки. Автомобиль остановился возле одноэтажного особняка, окруженного ажурным металлическим забором. Водитель несколько раз посигналил, открылась калитка и седой высокий мужчина, с выправкой старого служаки подошел к машине и заглянул в салон.
– Здравствуйте, герр фон Тельхейм! Герр оберст уже дважды справлялся о Вас. Он кстати во дворе знакомиться с пополнением. Прошу Вас, заезжайте, и не удивляйтесь.
Машина въехала в обширный двор. Посреди неспешно прохаживался оберст, с мужественным лицом и коротко подстриженными чуть седоватыми волосами и усами. Его собеседником был несколько полноватый мужчина в тирольской шляпе, в бриджах и сапогах, в общем, в том костюме, который обычно принято надевать на охоту.
Казалось, что они полностью увлечены своим разговором и подчеркнуто не обращали внимания на четверых щенков немецкой овчарки, которые сидели один возле другого. Знаток собачей души сразу же понял бы, каких усилий стоило этим полугодовалым малышам выполнение последней команды: «Сидеть. Место». Им было так любопытно, им так хотелось сорваться с места и с лаем обежать всю эту неизвестную территорию или, подражая своим родителям тщательно её обследовать. Но приказ Хозяина был категоричен.
– Замечательно, Вилли! – наконец прореагировал на собак оберст. – Уникальные экземпляры. Мы забираем всех четверых и это только начало, друг мой! Нам потребуется еще. И как Вы смотрите на то, что бы организовать питомник прямо здесь у нас?
Майор и гауптман вышли из автомобиля, денщик фон Тельхейма заботливо поправил на плечах фон Штайнберга китель и подал ему фуражку.
– Наконец-то Вы прибыли, господа. Посмотрите на этих красавцев. – Оберст рукой показал на щенят. – Знакомьтесь: достойные потомки прославленного Роланда фон Штаркенбурга, и в некотором роде наши новые сотрудники… Господа, не сочтите меня негостеприимным хозяином, но когда вижу этих великолепных созданий Творца, то забываю правила хорошего тона. Прошу Вас, ко мне в кабинет.
Вопреки подобному заявлению, гостей, несомненно, ждали. На столике возле нескольких тарелок с бутербродами, стоял кофейник, чашечки, – в общем, всё, что нужно, чтобы прибывшие утолили голод.
– Сейчас война, господа, а посему прошу простить за спартанские условия. – С этими словами гостеприимный хозяин достал из шкафчика плоскую серебряную фляжку с изображением охотничьих ружей и поставил ее на столик рядом с небольшим бархатным футляром. И совсем неожиданно, во всяком случае, для фон Штайнберга, вместо слов, приглашающих к столу, прозвучало: