БП
Шрифт:
– Да што за Обряд такой?..
– А должон кажный сходить через нейтралку и ганса в окопе одним ножом кончить и евонную винтовку забрать. Она-то его личным оружием опосля становится. Оно понятно, не один идешь, хлопцы рядом. Но горло режешь сам, и, если сплохуешь, могут и не успеть помочь. Ежели смог, ты – уже свой, за тебя весь батальон горой станет, любого порвут. Тока и сам будь любезен чуть шо, то ж самое сделать. И офицеры нам, – как братья старшие. Поначалу в диковинку было, шо никто из благородий на солдата не орет, рук не распускает. Потом тока докумекал, тут война другая, и офицер с простым солдатом должны друг друга с полувзгляда понимать, иначе –
– И што, их благородия тоже Обряд проходили?
– А то як же ж! Вона, ротный наш, Сергей Дмитрич, пока не обучился всему наравне с солдатами, тока дневальными, считай, и командовал. А уж потом казаки его на ту сторону сводили. И другие – также… А вообще, у нас больше половины офицеров из нижних чинов вышли, сами лямку тянули. От хоть того же Котяру возьми. То бишь, прапорщика Ермошина. Полтора годика назад простым солдатом был. Глянулся чем-то Командиру, тот его к себе и взял. За етое время до зауряд-прапорщика дослужился. А недавно-сь экзамены в гимназии сдал, и – на тебе офицерские погоны.
– А пошто его Котярой зовут?
– Хлопцы казали, были они с Командиром как-то там… Ну, понимаешь, о чем я. И получилось, что патруль германский што-то заподозрил там, где они залегли, а шум поднимать нельзя было. Вот Федор тогда и выдал. Котом как заверещал и булыгой в кусты запустил. Ну, гансы и подумали, шо кошки там шуры-муры крутят. От с тех пор у него позывной «Кот».
– И нашто вам етии… как его… позывные, имен мало?
– На задании, когда вражина рядом, друг друга так называем – тихо и коротко. Я вот Сидом стал по имени своему, Боря Сомов – Бором, Мишка Пилютин – Усом, казаки с Первого Состава ну, те, шо с Командиром с самого начала начинали, так те вообще – Рэмба, Шварц, Зингер, Гор, Змей, Гунн.
– А с их благородиями тако же? Вроде, как не по уставу обращеньице-то.
– Так это на задании. Вот Остапец – Батя, это у него еще, когда он сотней погранцов командовал, прапорщик Горовой – Хим… Хто там ешо?.. Поручик Стефанов, он сейчас со своими под Питером, – Ян, таму, шо свою роту «янычарами» зовет…
– А у Командира вашенного какой позывной?
– Гур. Это от фамилии евонной. А так – Командиром и зовем… Хотя, есть у него ешо один позывной, но это – так… Ребята его промеж собой Бешеным зовут.
– Чего так?
– … Сам не видал, но в казарме гутарили… Как-то разведка возверталась с языком, да гансы заметили, тревогу подняли. Один казак остался отход прикрывать. А Командир их на нашей стороне ждал. Как узнал про это, говорит, мол, мы своих ни живых, ни мертвых не оставляем. Свистнул нескольких человек, взяли у местных окопников лопатки и – обратно к германцам. Отбили того казака, он контуженный оказался, и обратно приползли… Так ребята говорили, Командир, когда в окоп спрыгнул, с ног до головы в кровище был весь заляпанный. Лохматка, сапоги, руки, лицо… а глаза такие – смотреть страшно… Вот потому и стал Бешеным. За своих хоть перед германцем, хоть перед кем не отступится.
– А с виду – вежливый такой, веселый, улыбается всё время. Я было подумал, што и вояка он не очень штобы.
– Ага, ты наших поспрошай, они тебе много чего интересного расскажут. У него личный счет тока – под две сотни гансов. А веселый – так дочка у него недавно родилась, вот и улыбается.
– Это когда по чарке на ужин дали?
– Ты, Василь Иваныч, об этом и сейчас потише, и опосля никому не рассказывай. У нас в батальоне, считай, сухой закон, но вот по особым случаям… Ну, там, Георгия кто получит, аль медаль. И, опять же, дитенка обмыть надобно было с господами офицерами, никак без этого. А штоб нам обидно не было, он Батю и попросил угощеньице всем устроить. Ну, как бы мы сами тихонько надыбали, а командиры, вроде, и не заметили. Опять же с провиантом, сам же бачив, кормят от пуза. И побачь, харчуются и солдаты, и офицеры из одного же котла. Эта тож Командир постановил.
– … Хороший-то он у вас хороший… До поры, до времени. Вот, например, прикажут ему генералы, и выведет он в случае чего ваш батальон демонстрацию, аль забастовку усмирять. Как в девятьсот пятом было… Што тогда делать будешь, Сидор Артемич, в простой люд стрелять, аль штык супротив своего Командира повернешь, а?
– Послужишь, Василь Иваныч, у нас поболе, поймешь, што он не тока не поведет нас супротив простых людей, а ешо и другим не даст того сделать… Вот ты у себя в полку слыхал о гуровцах?
– Дык хто ж не слыхал-то? И про дочку царскую знаем, и про Нарочь, и про Барановичи… Да ты меня с толку-то не сбивай. Он, што, приказ не выполнит? Да за ето ж его…
– Не-а! Штоб ты знал, Командир помимо прочего ешо и офицером по особым поручениям у Регента служит. По каким таким особым, – понимаешь? И, миркую я, шо Великий князь Михаил Александрович к нему прислушивается… Вот и прикинь, коль такая катавасия начнется, выйдет наш Командир перед солдатами, коих выведут стрелять в народ и скажет, мол, вот он я, капитан Гуров, хотите в своих стрелять, начните с меня. А то и по-другому можно… Как думаешь, трудно нам будет в чужой полк пролезть, караулы возле ружкомнат поставить, всех на плац согнать и офицеров в отдельной комнате запереть? Вона, рядом с нами донцы квартируют, бачив? Как сюда перевелись, они с нами прям через губу разговаривали. Оно понятно, – казаки, не то, што мужики в шинелях, пусть и гуровские. Как-то человек десять пошутить хотели, ночью пытались наших дневальных скрасть… Потом ротного чуть ли на коленях не умоляли обратно по всей форме отпустить, а не в одних подштанниках. А через недельку наши к ним в гости сходили, тож самое сделали, да на всех дверях записочки повесили со словом «Бомба»…
– Ну, может, оно и так. В окопах мужики щас о многом талдычат, да и в стране, вишь, што деется…
– Ага, талдычат, да всяких брехунов-агитаторов слушают… Ты сам-то, случаем, не из партейных будешь, а, Василь Иваныч? – Ковпак насмешливо глядит на собеседника. – Да не боись, не побегу жандармам жалиться.
– Да и не боюсь я ничего!.. Я – за то, штоб по справедливости для всех, особливо для простых людей. А так, – было у нас много болтунов всяких, есеры там, анархисты всякие. Последние, вроде, толковую мыслю предлагают. Надо государство поуничтожить, народ сам в общины соберется, а там и оне промеж собой договариваться будут. Вот захотел портки новые, пошел к портным, оне их и пошили. А ты им взамен там табуретку какую, иль стол сделал.
– Общины, говоришь? Дык те ж крестьяне давно так живут, и, шо, щастливы? С хлеба на воду перебиваются. А то и до лебеды доходят.
– Ето потому, што над ними куча всякой шушеры стоит. Чиновники там, помещики, буржуи, полиция… А не будет их – по другому народ заживет.
– Да не заживет, Василь Иваныч. Вот гутарили мы как-то с Командиром, он нам и разложил всё по полочкам. Вот, какой-то мужик ему сказал, шо мог бы больше хлеба там, да и всего другого нарастить, да община не дает. Кожный год наделы по-новому раздают, и нет у мужика того интереса за землицей ухаживать, мол, всё одно, уйдет она к соседу, а тот даж спасиба не скажет, ешо и посмеется.