Брачная ночь в музее
Шрифт:
Расстояние до музея неумолимо сокращалось, а ноги нести Ксению вперед положительно отказывались.
– Что же это такое? Как жить дальше? Увольняться?
Нет, увольняться тоже не хотелось. Ксении так нравилась ее работа! Впервые в жизни ей нравилось то, чем она занималась. И люди нравились. И место. Все было просто идеально до появления Вени. И по дороге Ксения позволила себе немного помечтать. Вот приедет она в музей, поднимется по лестнице, а противного мелкого пакостника в его пижонистом пиджачке нету! Вот нету, и все! И не будет! Как это было бы славно!
Ксюша так размечталась, что чуть было не проехала свою остановку. Спохватившись,
Так, что тут у нее в почтовом ящике? Ого! Целых пять писем, и все они от коллег из музея. Ксюша с изумлением обнаружила, что все сообщения пришли на почтовый ящик вчера вечером в промежутке между пятью и половиной шестого вечера. Видимо, в тот момент ее активно искали. Но Ксюша, струсив после ссоры с Георгием, предусмотрительно отключила свой сотовый. Да он и сейчас был у нее выключен. Понятно, что желающим пообщаться с ней не оставалось ничего другого, кроме как слать ей письма, которые она получила лишь сейчас.
– Ты где вчера была?
Ксюша вздрогнула, услышав голос у себя за спиной. Оказывается, это пришла Кристина, вторая сотрудница их группы. Кристина была из себя интересная женщина. Ей уже стукнуло сорок лет, но она изо всех сил старалась выглядеть на тридцать. В ходе этой тяжелой и неравной борьбы Кристина пускалась во все тяжкие. В итоге на службе Кристина появлялась нечасто. Сотрудник из нее был так себе. И Ксюша даже удивлялась, как это Кристину до сих пор не уволили.
Но поговаривали, что когда-то у Кристины был роман с Иваном Петровичем, который теперь опасается уволить Кристину из-за компрометирующих его перед законной женой фотографий, которые любовница у себя сохранила. Правда это была или выдумка, Ксюша сказать не бралась. Вообще-то могло быть правдой, потому что из себя Кристина была женщиной яркой и отличающейся какой-то особой броской красотой. Глаз невольно цеплялся за ее пышные волосы, алые губы и дерзкий горящий взгляд.
И все же с их директором Кристина всегда держалась подчеркнуто на расстоянии, никаких намеков на былую близость не делала. Но, возможно, это было частью их договоренности? Свободный график, премии и прочие льготы в обмен на молчание?
Но и помимо старенького Ивана Петровича, в любовниках недостатка у Кристины не было. Всегда возле нее крутился какой-нибудь богатенький толстосум, а иногда даже и несколько сразу. Но нынче все устремления Кристины были сосредоточены на том, как бы ей выйти замуж официально. Возраст у нее был для этого уже критический. А учитывая, что она вообще никогда не была замужем, просто катастрофический. Даже молодой девушке нелегко привыкать к замужней жизни. А уж взрослой и состоявшейся женщине, имеющей свои особые привычки и пристрастия, и подавно. Да еще такие, как у Кристины. Вряд ли какой-нибудь муж одобрит, что она будет просаживать всю свою зарплату в бутиках и косметических салонах, дома готовить обед не станет, а предпочтет перекусывать в кафе. Сбежит мужик, как пить дать, сбежит. И никакая красота Кристины не поможет его удержать.
Но свое мнение Ксюша держала при себе, чтобы не накалять
Кристина при всей ее броской красоте умела заботиться лишь об одной персоне – своей собственной. И, привыкнув быть на содержании у богатых мужчин, вряд ли смогла бы в угоду мужу отказаться от своих привычек. Зарплаты Георгия на это никогда бы не хватило. Удивительно, как ее вообще хватало на траты самого Георгия. И тут одно из двух: либо Георгию пришлось бы научиться зарабатывать большие и даже очень большие деньги и тратить их не на себя, а на жену, что было маловероятно, либо Кристине вновь пришлось бы завести любовника хотя бы для оплаты своих растущих с возрастом расходов на косметолога и прочее.
– Ты куда вчера вечером запропастилась? Мы все тебя обыскались.
– Плохо себя почувствовала. Ушла домой.
Ксюше и впрямь стало плохо после того, что ей довелось узнать.
– Было общее собрание, – сказала Кристина, подкрашивая перед зеркалом свои и без того пунцовые губы. – Иван Петрович от нас уходит.
И она поправила волосы. Вид у нее был боевой. И когда она повернулась к Ксюше, глаза у нее горели так сильно, что девушка даже испугалась: здорова ли Кристина?
– И знаешь, кого назначают на его место?
– Веню?
– Тебе уже кто-то сказал? – разочаровалась Кристина, но тут же продолжила: – Да, представь себе, именно Веню!
– Это… это уже окончательно?
– Ну, раз Иван Петрович сам вчера заявил о своей отставке и представил нам своего преемника. Конечно, окончательно. Приказ внизу вывесили. Все наши читают. Разве ты не видела?
Вот куда все подевались! А Ксюша еще недоумевала, почему ни на лестнице, ни в коридорах она никого не встретила. Все изучают приказ о назначении им нового директора. И директор этот Веня. А она вчера отвергла его предложение встать на его сторону. И не просто отвергла, а пыталась донести Инне Карловне. Ну все! Ксюше этого не простят. Ей пора писать заявление по собственному желанию.
– Также ходят слухи, что Веня задумал крупное увольнение. Тебе-то волноваться нечего, молодых вроде нас с тобой это не коснется. А вот всем нашим маститым и заслуженным придется паковать вещи. Да и то сказать, давно пора. Все они уже давно пенсионеры.
– И что? Если они хотят и могут работать? Это же не их личный выбор – уйти или не уйти. Их же вынудят уйти, я правильно понимаю?
Кристина взглянула на нее с недоумением:
– Ты-то чего так раскипятилась? Тебя-то это не коснется.
– А мне обидно! За Инну Карловну! За Глеба Михайловича!
– Ой, уморила!
Кристина закатила глаза и издала несколько презрительных «ха-ха!».
– Инна Карловна сама за себя постоять сможет. У нее столько наград и такая выслуга лет, что ей на пенсии только лучше будет. Она же еще блокадница. Знаешь, какие у них пенсии? О-го-го!
– А если она не хочет на пенсию? Если ей нравится работать?
Кристина пожала плечами.
– Мало ли что! Веня вчера четко сказал: всем пенсионного возраста сотрудникам не место в его обновленном музее. А знаешь, сколько у нас таких? Две трети! Они же сидят на своих местах, словно приклеенные. Я вижу, ты не одобряешь намерение нашего нового директора, а мы все одобрили!