Брачный контракт кентавра

Донцова Дарья

– Вы помните Федора Сергеевича Привалова? – напрямую поинтересовалась я.

– Федю? – удивилась профессор. – Конечно. Очень приятный, интеллигентный человек. Его обожали студенты, в особенности юноши. К девушкам Федор был придирчив, а молодым людям мог простить даже лень и шалости.

Я сделала стойку.

– Привалов не любил женщин?

Олимпиада Андреевна усмехнулась.

– Один раз я его спросила: «Федя, ты женоненавистник?», а он ответил: «Нет, мне просто жаль тратить время на девиц, которые выйдут замуж и забудут о науке». Федору, как любому мужчине, нравились девушки, но преподаватель не имеет права строить глазки учащимся, вот Привалов и прятал за суровостью свой интерес к противоположному

полу. Федя образованный человек, он великолепно вел занятия. В него были влюблены многие мои коллеги. Думаю, что и студентки не оставались равнодушными к излишне мужественному преподавателю.

– Как можно быть излишне мужественным? – не поняла я собеседницу.

Олимпиада Андреевна поправила плед, прикрывающий неподвижные ноги.

– А как получается чересчур сладкий чай? Федор часто рассказывал о своих брутальных хобби: охоте и рыбалке. Я не приветствую убийство животных ради забавы, поэтому долгое время сторонилась Привалова. И меня отталкивала его манера общения с женщинами – он вел себя на грани фола, во время разговора постоянно брал за руку, говорил комплименты.

– Бывают тактильные люди, – вклинилась я в рассуждения ученой дамы, – им необходимо чувствовать собеседника, целовать его при встрече, обнимать, похлопывать по спине. В этих действиях нет ни малейшего сексуального подтекста.

– Вероятно, – согласилась Олимпиада Андреевна, – но я принадлежу к другому племени, мне нужна дистанция, и сладкие речи не считаю правдой. Поэтому долгое время я избегала контакта с Федором, на меня его обаяние категорически не действовало. Один раз он позвал нас к себе в гости. Привалов жил в Подмосковье, имел дом с участком, вот и решил устроить для коллег пикник по поводу своего дня рождения. Отказаться мне показалось неудобным, пришлось присоединиться к компании. Представляете мое состояние, когда я вошла в комнату, где гостям предложили оставить сумки, и увидела на стенах охотничьи трофеи: головы лося и медведя, а на полках чучела лисы, волка, бурундука. Меня чуть не стошнило, я еле уговорила себя сразу не уехать в Москву.

Глава 24

Олимпиада Андреевна порулила к столу, взяла пачку сигарет и посмотрела в мою сторону.

– Вы не против?

– Конечно, нет, я давно превратилась в пассивного курильщика. Так что вы обнаружили в коттедже Привалова?

Пожилая дама чиркнула зажигалкой, по комнате поплыл дым.

– Разрешите спросить, почему вы интересуетесь Федором?

– Много лет назад погиб его сын Миша, – ввела я ее в курс дела. – Вы, очевидно, не знаете, трагедия случилась после того, как ученый уволился из вашего института. Мальчика убили.

– Вот уж горе! – вздохнула профессор. – Непоправимое.

– Сейчас открылись некоторые обстоятельства, вынудившие нас вернуть дело из архива. Проведенное ранее следствие пришло к выводу, что ребенок стал жертвой Татьяны Приваловой, дочери Федора от первого брака, которая ревновала своего отца. Миша был младшим ребенком в семье и, естественно, получал больше внимания и заботы, чем старшая дочка, вот, мол, последняя и не выдержала.

– Я всегда считала детей жестокими созданиями, – кивнула Олимпиада Андреевна. – Вы читали сказки? У всех народов мира они переполнены кровавыми описаниями: отрубленные головы, сожжение на костре, плетение рубашек из крапивы… Брр!

– Но сейчас возникла другая версия, – продолжала я. – В свое время Федор Сергеевич внезапно ушел из НИИ. Вы не знаете причину, по которой он совершил столь резкую перемену в своей жизни? Вероятно, случился конфликт, разгорелся скандал? Начальство очень не любит, когда в коллективе вспыхивает свара, офисные войны стараются подавить в зародыше, а поджигателя увольняют, заставляя написать заявление «по собственному желанию». При этом

ему еще и отличную характеристику дают. Никому не хочется сор из избы выносить. Биография Федора Сергеевича безупречна. Кроме того странного увольнения из вашего института, более ничего непонятного. Он пользуется уважением, как человек и ученый. Вторая жена его тоже была в высшей степени положительным человеком. Да, она в молодости влюбилась в своего научного руководителя, родила от него мальчика. Можно считать Вету охотницей на чужого мужа, но Ирина, жена Федора, ко времени начала романа супруга и аспирантки не проявляла к нему никакого интереса. Брак был заключен по расчету, любовью там и не пахло. Федор пошел в загс с нелюбимой женщиной, а потом встретил Иветту. Ирина в свое время обманула жениха, сообщила, что беременна, и таким образом решила проблему. Через некоторое время Федор узнал правду: ее дочь Таня не от него. Но Ирина уже заболела, и муж, в очередной раз проявив удивительную порядочность, не бросил лгунью, не ушел от нее, а ждал, пока Господь ее приберет. Вета тоже продемонстрировала редкостный характер, молчала о своих отношениях с Приваловым. Но Мишу-то убили! Вот у меня и родилась версия: вдруг Федор покинул институт из-за какого-то крупного скандала? Ну, обидел злопамятного человека, а тот решил отомстить ученому, выждал несколько лет и нанес удар по самому дорогому – по любимому сыну профессора.

Олимпиада Андреевна молча отвернулась к окну. Потом как-то слишком спокойно сказала:

– Дело-то давнее… Во-первых, я ничего не помню, а во-вторых, и помнить нечего, так как на личные темы мы с Приваловым не беседовали. Извините, коли вас разочаровала. А почему вы обратились ко мне?

– В лаборатории, которой заведовал Привалов, работало десять человек, – грустно ответила я. – Трое сотрудников умерли, двое уехали в Израиль, еще один живет в Америке, в Москве остались четверо: вы, сам Федор Сергеевич, Анна Митрофанова и Кирилл Богатов. Сначала вы были там начальницей, потом стали заместителем ректора, и лабораторию возглавил Привалов.

– Ступайте к Ане, – решительно посоветовала Олимпиада Андреевна, – она все сплетни знала и наверняка…

– К сожалению, у Митрофановой был инсульт, – перебила я собеседницу, – с ней я не могу поговорить. А господина Богатова я не нашла, его телефон не отвечает. Остались лишь вы.

– Лишь я… – повторила собеседница, по-прежнему глядя в окно. – Но от меня нет толку. Понимаете, я всегда держалась в стороне от досужего трепа. В научной среде он крайне развит, люди садятся пить чай и чешут языками. А я приходила на кафедру работать, дома меня ждали муж, дети, элементарно не хватало времени на пустые разговоры, да и неинтересно мне чужие кости перемалывать.

– Ничегошеньки не знаете? – тоскливо повторила я.

– Нет, – решительно заявила Олимпиада Андреевна.

– Хоть что-нибудь! – умоляла я. – Ну, крупинку информации!

Пожилая дама поехала к двери.

– Рада бы помочь, но не в этом случае.

– За убийство Миши много лет отсидела невинная девушка, – тихо сказала я, – а настоящий преступник избежал наказания. Ему повезло, он на свободе и, вероятно, способен опять преступить закон. Неужели вам не жаль несчастную, которая отмотала срок на зоне? А если бы это была ваша дочь?

Олимпиада Андреевна резко развернулась со словами:

– Моя дочь никогда не совершит преступление, я ее правильно воспитала и могу ею гордиться!

– От сумы и от тюрьмы не зарекаются, – вспомнила я поговорку. – И не всем детям повезло иметь умную, интеллигентную, понимающую маму, кое-кто даже при отце-ученом рос, как лопух во дворе. Кстати, Таня ничего плохого не совершила, она просто была нелюбимым, нежданным ребенком.

Олимпиада Андреевна молчала. Я помедлила несколько секунд, встала и сказала: