Брачный контракт кентавра
Шрифт:
– Простите за беспокойство.
– Сядь! – внезапно скомандовала профессорша.
Я плюхнулась на диван.
– Я сплетнями не увлекалась, – с явной неохотой начала Олимпиада Андреевна, – ну а те, что ненароком слышала, никогда дальше не передавала. Но кое-что мне известно. Для начала – Иветта крутила роман не с Федором.
Я уставилась на нее.
– А с кем?
Ответ оказался неожиданным.
– С нашим ректором, с Геннадием Ильичом. Вот уж бабник был! Ни одной юбки не пропускал, пользовался служебным положением. Мне повезло – не попала под его любимый типаж. Геннадий любил грудастых блондинок,
– Вы ничего не путаете? – с изумлением воскликнула я.
– Конечно нет, – решительно заявила Олимпиада Андреевна.
И полился рассказ…
Когда Вета пришла на работу в лабораторию, Аня Митрофанова сказала:
– Принимаю ставки. Десять к одному, что Ильич ее через неделю в свой кабинет затащит.
А Богатов ей в ответ:
– Нет, у нас в четверг общее собрание, он ее там к лапам приклеит.
Богатов оказался прав – похотливый ректор тут же заприметил юную красавицу и сделал ее своей фавориткой. Иветта быстро поняла исключительность своего положения, задрала нос и стала вести себя как королева.
– Ничего, – не выдержала один раз Аня, – больше полугода Генаша ни с кем не крутит. Отольются кошке мышкины слезки.
Как-то раз Олимпиада Андреевна наткнулась в туалете на Вету с сигаретой в руке.
– Здесь нельзя курить, – сделала она замечание практикантке.
– А я курю, – нагло ответила юная нахалка.
– На первом этаже оборудовано спецпомещение, – напомнила Олимпиада Андреевна, – все туда ходят.
– Была охота по лестницам шморкать! – не сдалась молодая лаборантка.
– Ты же будущий педагог, – укоризненно покачала головой ученая дама, – должна быть примером для студентов. Следи за своей речью, нельзя пользоваться уличным жаргоном. «Шморкать»… Такого слова в русском языке нет!
– Угу, – засмеялась Вета.
– И курить следует на первом этаже, – стояла на своем начальница, – туалет один на всех. Вдруг кто из первокурсниц заглянет, увидит тебя с сигаретой?
– Я же не мастурбацией занимаюсь, – фыркнула Иветта. – Впрочем, и в онанизме криминала нет.
У Олимпиады отвисла челюсть.
– Вета, – с трудом пробормотала она, – ты позволяешь себе… мне…
Девица расхохоталась, преподавательница с изумлением смотрела на нее.
– У вас такое лицо! – с трудом справившись с приступом смеха, заявила нахалка. – Гляньте в зеркало.
– Ты заболела! – внезапно осенило Олимпиаду Андреевну. – Подцепила грипп и бредишь! Срочно езжай домой, ложись в кровать и вызови врача!
Иветта отставила в сторону стройную ножку в красивой лаковой лодочке.
– Знаете, мне вас жаль, – заговорила она. – Вы пытаетесь жить правильно, постоянно оглядываетесь на других, боитесь выбиться из общей массы, цитируете на лекциях чужие мысли, одеваетесь, копируя картинки из журнала для женщин… Наверное, и с мужем спите в полной темноте, натянув на себя пижаму. Неужели вам не скучно, а?
Олимпиада Андреевна попятилась. Она еще больше укрепилась в мысли о временном умопомешательстве практикантки и решила выскользнуть в коридор и опрометью кинуться в медпункт. В институте несколько недель свирепствовал грипп, надолго выводивший людей из строя. Вета поняла, что собралась сделать Олимпиада, и схватила ее за руку.
– Успокойтесь, со мной все в порядке, я здорова. Просто мы с вами люди разных поколений. Ну подумайте, что хорошего у вас впереди? Заслуженная пенсия, так? Сначала много лет вы ждете собственную квартиру, потом копите на машину, дачу, получаете место завкафедрой и уходите на заслуженный отдых с чувством выполненного долга, сидите в щитовом домике на клочке земли среди торфяных болот, пасете внуков, варите варенье. Фу, скулы сводит от скуки! Где счастье-то? Я так не хочу! Мне надо все и сразу! Квартиру завтра! Денег побольше сегодня! Вот, смотрите, красивые туфли?
Ошарашенная Олимпиада Андреевна кивнула, Вета довольно заулыбалась.
– Лодочки стоят целую зарплату, вы на них год копить станете, а я за один час отхватила. И это лишь начало. Я получу все!
Вета пошатнулась и громко икнула, до носа преподавательницы долетел запах алкоголя. И только тогда наивная Олимпиада сообразила: практикантка пьяна.
– Будет лучше, если ты сейчас умоешься холодной водой и постараешься привести себя в порядок, – гневно одернула Вету начальница.
Девица еще раз издала неприличный звук и наклонилась над раковиной. Преподавательнице стало противно, и она ушла.
Малозначительное происшествие сильно ее задело. Накачавшаяся алкоголем девчонка неожиданно попала пальцем в самое больное место – Олимпиаде Андреевне в последнее время иногда в голову лезли совсем неправильные мысли. По утрам, встав у зеркала с зубной щеткой, она видела отражение дамы средних лет с честным, ясным взглядом. У Олимпиады был муж, двое дочерей, не так давно семья въехала в новую просторную квартиру, отдала долги и начала откладывать рубли на дачу. Олимпиада Андреевна всегда имела перед собой цель и шла к ней уверенной поступью. Она отлично училась в школе, легко поступила в университет, затем в аспирантуру, защитила диссертацию, вышла замуж и стала думать о собственной жилплощади. Основным словом в ее лексиконе было короткое «надо». Надо приготовить обед, надо погладить мужу рубашки, надо проверить у детей уроки, надо пойти на заседание ученого совета, надо сбегать в библиотеку… Олимпиада Андреевна уверенной рукой вела домашнее хозяйство, тщательно записывала расходы, планировала все, даже самые незначительные покупки, и ходила в магазин только по необходимости. Ей и в голову не могло прийти просто пошляться по торговым точкам, купить себе помаду, чулки, платье, а потом сказать мужу: «Милый, я потратила хозяйственные деньги на себя».
На те лодочки, что продемонстрировала ей Вета, Олимпиада Андреевна и впрямь копила бы год. И не потому, что денег в семье не хватало, нет. Олимпиада знала, что хорошая жена и мать обязана в первую очередь думать о муже и детях, а ставить свои желания первыми в очередь на исполнение – эгоизм. Она жила правильно, ни соседи, ни коллеги по работе, ни родные не могли ее ни в чем упрекнуть.
Но некоторое время назад в голову Олимпиады стали забредать крамольные мысли. Жизнь подкатывает к середине, когда же у столь положительной женщины появится возможность побаловать себя? Что ждет Липу впереди? Может ли она вспомнить хоть об одном своем безрассудном поступке? И кто установил правила, которым она следует?