Брачный контракт с мадонной
Шрифт:
Я ещё раз обошла все комнаты, заглянула в ванну и туалет — Геральда нигде не было. Странно. Кажется, он должен был меня караулить. Фляжка тоже пропала, и чётки исчезли, зато нашлась моя сумка с паспортом, правда, денег там почти не осталось.
Я посмотрела на часы — девять утра. Прихватив сигареты, вышла покурить на балкон. Внизу, во дворе, толпились бабушки с помойными вёдрами. Отбросив сигарету, я вернулась в комнату и уставилась на часы.
Девять! Но не утра, а вечера. В нашем доме нет мусоропровода, и каждый день в семь утра и девять вечера приезжает мусорная машина. Раз внизу толпятся бабушки
Бросившись в спальню, я натянула свои джинсы и свитер. Жанна оставила мне пакет со своими шмотками, но я их проигнорировала.
В карман я сунула деньги и паспорт. Подумала — а не прихватить ли с собой и смену белья (вдруг всё же тюрьма?), но не стала.
Странно, что Геральд исчез, Разве он не должен был проследить, чтобы я вовремя отправилась на очередное «дело»?
Вместо белья я запихнула в пакет Филимона. В последний момент мне пришла в голову мысль, что кроме меня старый кот никому не нужен. Оставить его одного в квартире я не могла. Если меня всё же посадят, упрошу банкира о нём позаботиться. Сейчас у богатых модно совершать маленькие милые благодеяния.
В коридоре я, как старая бабка, размашисто перекрестилась, и вышла из квартиры, шагнув в неизвестность.
В ушах звучала симфония под названием «Дежавю».
Солировали нервные скрипки, им густым контральто подпевал контрабас. Композитором и дирижёром была я, поэтому я настойчиво попросила вступить тарелки. Она звонко бряцнули первый раз, когда охранник, выполнявший здесь роль консьержки, спросил:
— Уже вернулись, Жанна Игоревна?
— Как и обещала, в десять часов, — улыбнулась я. — Сергей Мефодьевич задержался немножко.
— Разве он выходил? — удивился охранник. Это была другая скрипка, из другого оркестра, из чужой партитуры, и я, взмахнув воображаемой дирижёрской палочкой, приказала ей строго заткнуться.
— А что это у вас в пакете шевелится? — не унимался охранник.
Шагнув в подъехавший лифт, я нажала кнопку с номером восемь.
Тарелки вступили снова, невыносимым крещендо, когда я тихонько, ключами открыла знакомую дверь. Тут я вдруг вспомнила, что не знаю пароль, которым нужно снимать квартиру с охраны, но поняла, что лампочка не горит, значит, квартира не стоит на охране. Это меня удивило.
Собак нигде не было видно, похоже, Жанна не обманула, и псов действительно забрала прислуга. Где-то в глубине квартиры горел слабый свет, и это тоже меня удивило. Филимон в пакете зашевелился, заворочался и коротко мявкнул.
— Тише, — сказала я, — тише, старик. Твоя задача сегодня произвести на банкира хорошее впечатление. В противном случае тебя усыпят.
Я прошла по знакомому огромному холлу и остановилась у кабинета.
И тут меня осенило. Догадка шарахнула в голову так, что я с трудом удержалась на вмиг подкосившихся ногах. Идиотская ассоциация с симфоническим оркестром исчезла, мозги заработали в режиме реальности.
Жанна сказала явиться мне сюда в десять. Она дала мне ключи от новых замков квартиры, сказала, что сейф в гостиной, но она не сказала код сейфа! Как бы я открыла его, не зная кода замка?
Что это значит? Она забыла? Или знала, что
— Это ловушка, — зачем-то объяснила я Филимону и задрожала, затряслась как осина на холодном ветру. Коту не понравилась эта вибрация, и он завозился в пакете. Я бросилась к выходу, но Филимон дёрнулся, выкрутился, выскочил из пакета и чёрной тенью метнулся туда, где в глубине этих безумных квадратных метров горел слабый свет.
Нужно было бежать, уносить ноги, но… Кроме меня это старое, выжившее из ума животное вряд ли кто-нибудь пожалеет. Его выбросят на помойку, уморят голодом, усыпят, изобьют до смерти — сделают то, что делают в этом мире с миллионами старых, никому не нужных животных.
Я побежала на свет, за своим котом.
В гостиной, огромной, как картинная галерея, горела маленькая ночная лампа в виде нежной, стеклянной лилии. В отличие от спальни, тут был балкон, и дверь его оказалась настежь раскрыта. В комнате гулял свежий вечерний сквозняк. Филимона нигде не было видно, и меня прошиб пот: чтобы найти его на такой территории, мне придётся ползать тут до утра. Я нагнулась, и с остервенением старой девы, потерявшей любимую кошку, приговаривая «кыс-кыс», пошла вдоль стены, заглядывая под разнообразную помпезную мебель. Под одним из диванов я увидела ноги. Обычные мужские ноги, в чёрных ботинках, над которыми нависали чёрные брючины с консервативными острыми стрелками.
— Кыс-кыс, — как последняя дура сказала я чёрным ногам, но ноги не пошевелились.
И тут коротко, сухо и страшно бабахнуло. Кажется, даже сквозняк испугался, вздрогнул, затих и перестал сквозить по полу. Ноги в ботинках дёрнулись, до меня дошло, что это не что иное, как выстрел, и я распласталась по полу, стараясь слиться с паркетом. Где-то истошно заорал Филимон и мысль, что он не стал жертвой этого выстрела, почему-то меня успокоила.
— Эй, — крикнула я ногам, — вы там живы?
Ноги молчали, Филимон молчал, и тот, кто стрелял, тоже молчал.
Наверное, было ещё не поздно попытаться удрать отсюда, но мысль, что без кота я уйти не могу, засела в мозгу с маниакальной навязчивостью. Я поползла по-пластунски, помогая себе локтями, обогнула диван и увидела то, что мне и надлежало увидеть. То, ради чего сестрица организовала моё появление здесь, забыв сообщить код сейфа. Они были правы, Жанна и Геральд. «Какая же ты дура, Анель!» Они просчитали, что я пойду не грабить банкира, а изливать ему душу, каяться, просить защиты, пощады и помощи. Наверное, это был самый гениальный план Жанны, и она могла им по праву гордиться.
На диване полулежал Анкилов. Я узнала его — маленький, чёрноволосый, с лицом итальянского мафиози. Он был точно такой же, как на свадебной фотографии, только мёртвый. Недалеко от балконной двери я увидела пистолет. Вернее, не пистолет, а насмешку, улику. «Тебе не отвертеться», — прочитала я в его чёрном дуле-глазу.
— Кыс-кыс, — заело меня.
Может, я ещё успею поймать Филимона и убежать?
Но комнату стремительно стали заполнять какие-то люди. Все они были высоченными мужчинами в тёмных костюмах, с одинаково-холодными, респектабельными, высокомерными лицами. Только один из них был другой — в джинсах, пёстрой рубашке, невысокий и почему-то очень весёлый.