Брачный приговор
Шрифт:
— Ничего, — он вытягивает руку, чтобы мне было удобнее. — Первая появилась, чтобы перекрыть шрам.
— Ты стесняешься шрамов? Говорят, они украшают мужчин.
— Этот достался от девчонки.
Он поворачивает руку, подставляя под мой взгляд внутреннюю сторону. Я трогаю его огрубевшую кожу и нахожу шрам, о котором он говорит.
— Я тогда был вышибалой в баре. Там разные компании отдыхали, и мажоры приходили за острыми ощущениями и совсем отбитая публика попадалась. В тот вечер девчонка перебрала какой-то дряни. Она была худенькой, как спичка, я не ожидал от нее
— С женщинами всегда надо быть начеку.
Он коротко смеется, обнимая меня теснее.
— Я вечно об этом забываю.
— Не похоже на правду, — я качаю головой. — Ты производишь впечатление матерого волка.
— Всего лишь впечатление.
— Да? — я упираюсь в диван, чтобы приподняться и заглянуть в его лицо. — И какой ты на самом деле?
— Я душка.
Он не выдерживает первым. Сам же начинает смеяться, пока я из последних сил сохраняю лицо. Я поднимаюсь, оседлав его, и строго смотрю сверху вниз. Мне тоже отчаянно хочется залиться смехом, но вместо этого я ловлю его волевое лицо в ладони.
— Душка значит, — я киваю, закусывая нижнюю губу. — Зачем тогда милому человеку столько мышц?
— Чтобы защищаться.
— Ах, — я наигранно выдыхаю. — Тебе никто не говорил, что ты выглядишь как человек, который нападает?
— Ты будешь первой, — он смотрит на меня с хитрым прищуром.
А его массивные ладони находят мои бедра и начинают тягуче растирать.
— А у тебя есть хорошие истории? Без шрамов и кровопотерь?
— Надо вспомнить, — ему сложно сконцентрироваться, он разглядывает мое тело и бесстыже задерживается на стратегических местах.
Это волнует кровь.
— Только не говори, что ничего не приходит на ум, — я качаю головой. — Сколько тебе лет?
— Тридцать семь.
— И ни одной истории с хорошим концом?
— Я как-то ушел от полицейской погони со спущенным колесом.
Я стону в голос, хотя вижу по его глазам, что он специально. Издевается. Гад перехватывает меня за талию и бросает обратно на диван.
— Лучше ты расскажи хорошее, — он пальцами прокладывает жаркую дорожку по моей щеке. — Напомни, что оно вообще существует.
— Я буду отвечать за хорошее в нашей паре?
Паре…
Срывается с губ.
Я проклинаю свой язык, только от этого никакого толка. Слова все равно не вернутся назад.
— Да, — отвечает Чертов.
Глава 17
Чертов
Она спит. Уткнулась лицом в мое плечо и заснула. А сквозь сон смешно разговаривает — бросает короткие предложения, которые невозможно разгадать. Но ей спокойно. Она несет глупости, а не вздрагивает всем телом, как бывает, когда мучает кошмар. Я или спятил, или Таня пять минут назад произнесла “розовые олени”.
Она кажется беззаботной. И нереально красивой. Настолько, что это надо считать преступлением. Особенно сейчас, без одежды и с зацелованными губами.
Я двигаюсь и жду, что она проснется. Привык, что девушкам в моей постели достаточно одного шороха, чтобы встрепенуться и защебетать “ты
Я усмехаюсь. Поправляю спавший с ее плеч плед и рывком поднимаюсь на ноги. Вещи оставляю на диване, беру только сотовый и выпавшую пачку сигарет.
После душа нахожу чистые джинсы и рубашку. На сотовый идут сообщения от охраны, они готовят встречу с Самсоновым и перестраховываются по каждому пустяку. Мне бы лучше поехать, но я какого-то черта остаюсь в квартире. Смотрю на часы и понимаю, что два часа еще есть.
Хотя на хрена мне два часа?
Еще секс?
Еще сильнее привязать ее к себе?
Обнять и вспомнить историю с хорошим концом, о которой она просила? Проклятую историю, в конце концов, можно выдумать. Врать-то я точно умею.
— Ох! — ее возглас прорезает полутемную кухню, когда я сворачиваю туда. — Ты испугал меня.
Таня закрывает рот ладонью и обаятельно смеется. На ней моя футболка, которую я оставил на диване, а в правой ладони зажат стакан с апельсиновым соком. Она только наполнила его и не успела сделать глоток.
— Не спится, малышка? — я прохожу к ней, приобнимая и чиркая лицом по ее длинным волосам.
Мне нравится запах ее тела. Я веду пальцами по ее коже, которая напоминает шелк. Она теперь податливая и нежная, не сторонится и не смущается. И это странно действует на меня. Я всегда думал, что мне в кайф охота, я остываю, когда получаю свое, но не сейчас… Сейчас ее запах становится только слаще. Она крутится в моих руках, пытаясь отклониться в сторону и попить сока, а меня пробирает насквозь. Как голодного мальчишку.
— Ты теперь будешь называть меня “малышкой”? — она хитро смотрит на меня и прикладывает стакан к губам. — Я тогда точно начну звать тебя Капо. Из вредности.
— Зови.
Я наклоняюсь и она понимает меня без слов. Дает отхлебнуть из своего стакана, хотя со сноровкой у нас обоих проблема. Она обливает меня. Сок течет по подбородку, но Таня успевает собрать его языком. И успевает отпрянуть, когда я уже хочу закинуть ее на столешницу и показать, что зря она делает такое с мужчиной.
— Нет-нет-нет, — шепчет она с довольной улыбкой и шагает к кухонному острову, за которым собралась прятаться от моих приставаний, в которых сама же виновата. — Я слабая женщина и я прошу пощады.
Она указывает на холодильник.
— Я вообще пришла за тирамису. Не могу спать, когда такая вкуснятина в холодильнике.
— А я подумал, тебе без меня не спится.
— И это тоже, — она тут же кивает, но смеется еще сильнее. — Хочешь, я поделюсь? Тирамису лучше секса, честное слово.
Я говорил, что она кажется беззаботной?
Она сейчас как солнце, яркое и согревающее. И она стала такой, пока была рядом. Я видел ее напряженной и запуганной, когда мы впервые встретились в номере. Она держалась из последних сил и пыталась сохранить самообладание, а в глазах горела женская паника. Еще чуть и в слезы или сразу в обморок. Рядом с ней было страшно дышать, любой выдох мог спровоцировать.