(Брак)ованные
Шрифт:
— Прости, — тянет сипло. — Он столько всего наговорил, что я расстроилась, — она снова прячет лицо на моей груди.
— Все будет хорошо. Артём твой парень эмоциональный, так что еще осознает, что и кому наговорил, — успокаиваю, надеясь, что по обрывкам разговора понял все правильно. Ксюша стоит так еще пару минут, а после лениво выбирается. Неохотно ее отпускаю, она отступает, но голову не поднимает. — Ужинать будем?
— Да, через пару минут.
Глава 16. Ксюша
Со дня моего переезда к Евсееву все идет подозрительно хорошо. Мы с Мирославом прекрасно уживаемся, даже не сговариваясь, умудряемся не мешать друг другу по утрам и вечерам: я просыпаюсь
Он то невзначай в присутствии партнеров отпустит шутку, которую понимаю одна я, то задержит взгляд дольше обычного, то вообще сократит дистанцию до невозможного минимума и что-то тихо скажет на ухо. Не знай я Евсеева, решила бы, что он ко мне подкатывает, но раз за три года ничего подобного (слава Богам) не случилось, то это все лишь… странное поведение босса. Да, именно оно. Зачем вообще Мирославу затевать отношения со мной, если нас связывает взаимовыгодный договор с ограниченным сроком действия? Проще ведь потом тихонько развестись и продолжить жить так, как будто ничего из этого не было: я забуду, как Евсеев прилетал за мной на Мальдивы и долго обнимал в тот субботний вечер, когда мы поругались с Тёмой. А он выбросит из памяти ту неуместную сцену на кухне в офисе, когда я поправляла его воротник, и как сам перебирал мои пальцы, пряча безымянный без кольца перед дедом.
Кусаю губы и смотрю на себя в зеркало, гадая, как докатилась до жизни, в которой мне нужно притворяться по уши влюбленной в начальника девушкой перед его родственниками. Нет, это сумасшествие, определенно. Я скоро проснусь, и в буднях снова Евсеев будет рвать и метать, а я так же тихо его ненавидеть, как делала это… Делала. Сейчас я испытываю глубокое уважение и, возможно, совсем чуть-чуть симпатию к Мирославу. Он сильный и уверенный в себе мужчина, немногословный и даже порой до жути раздражающий, но я совершенно точно сменяю в его отношении гнев на милость, потому что узнаю Евсеева как обычного человека, а не робота, готового трудиться круглые сутки.
Подкрашиваю ресницы тушью, когда на телефон приходит сообщение:
Артём: Точно нормально, что я еще здесь поживу?
Артём: Один.
Смеюсь. Мы помирились с ним во вторник, когда я заглянула домой, чтобы забрать кое-какие вещи и обнаружила его беззаботно дрыхнущим в компании девушки. Конечно, стоило бы устроить выволочку, включив режим строгой яжматери за беспорядок дома, но вместо этого я только поинтересовалась у пунцового от смущения брата, прикрывающегося одеялом, все ли в порядке. Он растерянно закивал под писк девчушки, с которой, по всей видимости, провел увлекательную ночь, и бросив «я позвоню и поговорим, ладно?» осторожно направил меня в сторону двери. Потом и правда позвонил, так что мы болтали половину вечера, осторожно обходя болезненную тему хоккея. Он говорил гораздо больше меня, я же только слушала, изредка поддакивая и принимая извинения. А еще согласилась приехать на семейный ужин в следующую пятницу. Надеюсь, семья будет в привычном составе, и Артём не решит представить ту барышню, с которой провел ночь, в качестве своей невесты.
Я: Ну, если один, то конечно да.
Я: Только коммуналку сам оплачивай. И квартиру мне не разнеси, я еще планирую в нее вернуться.
Заканчиваю со сборами как раз, когда в дверь стучит Мирослав. Быстро влезаю в платье, радуясь, что оно безо всяких замочков, которые любят
— Я готова, — улыбаюсь, но уголки губ тут же опускаются, когда вижу, как Евсеев на меня смотрит. До невозможности медленно скользит взглядом снизу вверх, задерживается на краю платья у колен, обводит бедра и грудь, поднимается выше, довольно хмыкает, замечая украшение, которое он же и купил, когда мы ехали к его родне в прошлый раз, останавливается на губах, которые как всегда накрашены нюдовой помадой, и наконец бесстыдно смотрит мне в глаза, будто любоваться мною — само собой разумеющееся явление. — А ты почему без пиджака? — хмурюсь, позволяя себе проделать то же самое, только вот спускаюсь от глаз к идеально выбритому подбородку, скольжу по широким крепким плечам, бегу за тремя расстегнутыми пуговицами рубашки и по застегнутым вниз, упираясь в ремень. Тяжело сглатываю, припоминая, как раздевала Евсеева неделю назад, пока он бормотал что-то несвязное про мои руки.
— Запонки, — помогает Мирослав, когда я не могу найти причину, по которой он все еще не оделся. — Памятные, но надевать очень неудобно. Поможешь?
— Да, — соглашаюсь и отхожу в сторону, пуская Евсеева в комнату. Он кладет две красивые запонки из белого золота в мою ладонь и подставляет одну руку. С ними действительно оказывается не так-то просто справиться, на это уходит добрых пять минут, которые Мирослав терпеливо выдерживает, даже ни разу не вздыхая утомленно.
— Я обычно трачу в три раза больше времени, — улыбается мне. Снова мы слишком близко, так что по коже бегут мурашки, которые очень кстати прячутся под длинными рукавами платья.
— Новичкам везет, — задираю нос от гордости, что смогла обойти самого Евсеева, которому всегда безупречно удается любое дело. — Это были первые запонки в моей жизни.
— Значит, мне досталась все же лучшая жена, — подмигивает Мирослав, вгоняя меня в краску. — Поехали?
— Да, только возьму сумку.
Сегодня очередное испытание для нас — день рождения Нины Юрьевны. На празднике семья соберется в полном составе, даже мама Мирослава будет. Она уже много лет живет на вилле в Испании и приезжает только по особым случаям, зато охотно зовет детей и внуков гостить. На моей памяти Евсеев летал в Испанию всего раз и то на два дня. Так что в коллекции странных родственников плюс один экземпляр.
***
С корабля мы попадаем прямиком на бал. В доме Евсеевых сегодня все по-особенному суетливо. Персонал завершает приготовления и сервирует круглые столы. Гостей намечается приличное количество, и они уже начинают прибывать. Мы приезжаем хоть и раньше, но точно не в числе первых. Мирослав по-хозяйски проходит внутрь и ведет меня за собой.
Мы вручаем Нине Юрьевне подарок, она расцеловывает нас в щеки, и волнение отступает. Остается только радость, потому что эта милая женщина встречает нас так открыто и искренне, что невозможно не отпустить беспокойство, чтобы разделить праздничное настроение. Дом, кажется, тоже выглядит светлее, чем в прошлый раз. И хоть я почти ничего не запомнила, но сейчас находиться здесь гораздо комфортнее.
Сегодня на нас практически никто не обращает внимания: этим вечером звездный час, к счастью, принадлежит не мне и не Мирославу, поэтому нам удается найти место в сторонке и немного побыть в тишине, правда, она длится недолго, потому что наше уединение разбавляют Яков Игнатьевич с Евой Яковлевной, которая во мне дыру прожжет, если продолжит смотреть.
— Мирослав, — глава семейства на внука глядит снисходительно, но все же от меня не укрывается искринка гордости, мелькающая на несколько мгновений. — Ксения, — кивает мне после того, как обменивается рукопожатием, — разрешите представить мать Мирослава и мою дочь. Знакомьтесь, Ева. Ева, а это Ксения, жена твоего старшего сына.