Брак по-эмигрантски
Шрифт:
— Мама, ну сама подумай! Что тебе здесь делать? Там, где я живу, по-русски вообще не говорят! Я весь день на работе, дети в колледж уехали! Ты будешь сидеть одна в пустом доме! А потом, я тебя знаю! Сейчас ты бедная, несчастная, а останешься — и будешь ныть и действовать мне на нервы! — Нина уже почти кричала.
Глаза у Мары налились слезами.
— Не ори! — огрызнулась она. — Ты не дома! Я уеду. Вот свадьбу отгуляю и уеду! Живите одни в двадцати комнатах! Господи, у людей всё есть, а для матери угла нет на старости лет!
— Вот и уезжай! — упрямо повторила Нина. — Сама потом спасибо
— Давайте чай пить! — позвала я и положила Муре самый лучший кусок торта. От этой перебранки мне самой хотелось плакать. Вот тебе и воссоединение семей! Кто-то соединился, а сколько ещё таких одиноких Мур коротают дни в старости и болезни, пока дети в Америке бьются в поединке с капитализмом! Ведь по сути, Бася тоже очень одинока! Был муж, три сына, большая семья, все вместе! А теперь? Муж умер. Один сын женился, уехал за богатой женой в Южную Америку. Второй сын — в другом штате. Один Гарик остался, и того увели.
Я почувствовала себя виноватой и подумала: «Ничего! В среду накуплю ей у «русских» вкусненького и отправлю с Гариком! Пусть почувствует, что о ней заботятся».
После чая Нина увезла Муру, а мы с Гариком повезли Басю домой.
— Ну, как вам понравились наши родственники? — ехидно начала Бася, как только мы отъехали. — Раньше миллионеры были! На три поколения наворовали. Всё — для единственной доченьки! Вот вырастили эгоистку, мать ей уже не нужна! Я никогда их не любила и в гости к ним ходила только по особому приглашению, раз в сто лет! Это Гарик всё около этих воров крутился и здесь с этой Нинкой-мерзавкой дружит! Я не понимаю, что тебе от неё надо? Зачем ты с такой стервой общаешься?
Гарик, не отвечая, вёл машину. Остаток пути Бася вслух подсчитывала, во сколько нам обошёлся приём гостей и сколько ещё предстоит потратить на свадьбу.
— Не обращай внимания на мать! — потрепал меня по щеке Гарик, когда мы ехали обратно. — Она всегда была такая, поэтому я её к себе и не пускал!
— Лишь бы ты не обращал внимания! — устало обронила я. — А уж я потерплю, жалко её!
Однако Басины стенания сделали своё дело. Грядущие траты гвоздём сидели у меня в мозгу. Я лихорадочно прикидывала, что сколько стоит и где одолжить деньги.
В последнее воскресенье перед свадьбой к нам заехали мои старинные друзья, Боря и Марина Лишанские. Мы учились в одном институте в Ленинграде, а потом с Маринкой много лет работали вместе. Лишанские жили далеко, за городом, но, если ехали мимо, не упускали возможности увидеться и пообщаться. Я с гордостью вручила им приглашение на свадьбу.
— Господи, как я за тебя рада! — обняла меня Маринка. — Ты заслужила пожить по-человечески! Сколько можно одной всё на себе тянуть!
— Заслужить-то я заслужила, но ещё не заработала! — отшутилась я. — Вы себе даже представить не можете, какие тысячи нам надо заплатить наличными в день свадьбы!
— Ну, гости-то принесут! — пожал плечами Боря.
— Конечно, принесут! Но кто-то наличными, а кто-то чеком! А платить за всё надо сразу! Что-то надо одалживать!
Марина и Боря переглянулись.
— Не волнуйся! — Боря хлопнул меня по плечу. — Мы тебе одолжим. Сколько надо?
— Ребята, мне даже сказать страшно!
— Говори, не бойся, сказал, одолжим!
— Восемь тысяч! — выпалила я, замирая от огромности суммы.
— Я уж думал, восемьдесят! — усмехнулся Борька. — Не грусти! Дадим тебе деньги, и выходи замуж на здоровье!
Гарик за время разговора не проронил ни звука. Он сосредоточенно курил одну сигарету за другой.
На следующий день Маринка привезла мне толстую пачку денег. Я облегчённо вздохнула. Можно было играть свадьбу.
ДОЧКА
На маминой свадьбе было больше ста человек. Гости приехали отовсюду — из других городов и штатов, из Калифорнии и даже из России. В основном, все наши. Со стороны Гарика набралось от силы человек пятнадцать.
С маминой работы собрались все её подружки и сотрудники-американцы, которые не понимали ни слова по-русски, а на нашу свадьбу смотрели, как на праздник с другой планеты, приходя в изумление от количества совершенно незнакомой им еды.
Младший брат мамы пришёл с семьёй и с компанией своих друзей, с которыми дружил ещё с детского сада. Потом они вместе учились в школе, в институте и теперь собрались в Америке. Маму все знали с пятилетнего возраста. В школьно-студенческие годы, когда их молодецкие шутки сотрясали стены родительских квартир, мою маму, старшую сестру, они боялись больше своих родителей. А теперь эти мальчики, высоченные бородато-усатые дядьки, рядом с мамой выглядели как старшие братья, но смотрели на неё с привычным уважением и робостью.
Младший брат Гарика, такой же пухлогубый, как Гарик, приехал из другого штата с женой, сыном, тем самым племянником Гарика, чьё пение мы с мамой когда-то недооценили, но запомнили, и двумя очаровательными маленькими девочками, в нарядных платьицах с пышными юбочками.
Бандит Паприков явился без подарка, даже без открытки, зато притащил с собой толстую незнакомую тётку, якобы подругу, с которой за весь вечер не сказал ни слова, зато накормил до отвала, видимо, за этим и привёл! Вместо поздравления, он, как всегда, выдал очередной перл, хотя и не свой, но достаточно многозначительный.
— Самый лучший экспромт готовят заранее! — озадачил всех Паприков и с довольным видом сел на своё место.
Циля привела всю семью, включая маму, такую же длинноносую, как сама Циля, ту самую Маню, которая уговаривала уже женатого Гарика познакомиться с какой-то тёлкой, прекрасно знающей английский. Цилин муж, похожий на коршуна, увидев среди наших гостей бабушкину подругу, побледнел, схватил её, затащил в угол и что-то нервно зашептал, отчаянно жестикулируя. Как выяснилось, Циля приехала в Америку много лет назад одна, без мужа, который получил отказ и остался в России. Через десять лет Коршун наконец добился разрешения. По дороге в Америку, в Италии, где в то же время ждала визу бабушкина подруга, с одной из эмигранток-попутчиц у Коршуна был бешеный роман, на который он возлагал серьёзные надежды.