Брак по-эмигрантски
Шрифт:
В качестве компенсации я требую, чтобы Ваш клиент заплатил мне $100,000.
Искренне Ваша
Я с удовольствием вывела свою подпись.
Больше, чем на сто тысяч, моей фантазии не хватило, при моих заработках эта сумма казалась мне космической!
Я с силой плюнула на конверт змеиным ядом, снесла его на почту и отправила с уведомлением о вручении. Через день я получила почтовую открытку. С дьявольской усмешкой я прочла, что моё письмо было вручено Гарику в день его рождения!
ДОЧКА
В маму как бес вселился! Что-то всё время пишет, рвёт, опять пишет! По телефону только и слышно «развод», «статья», «адвокат»,
В субботу мама, как всегда, убирала квартиру, а я пошла в магазин за продуктами и на обратном пути взяла нашу почту. Из кучи журналов выпал знакомый квадратик конверта с видом Ленинграда на левой стороне. Письмо было для мамы от её старинного институтского друга Славы. Я его хорошо помню. Невысокий, худенький, с плотно сжатыми губами и очень строгими, глубоко посажеными глазами. Когда он, бывало, спрашивал меня: «Ну, что у тебя нового в школе?», я чувствовала, его это действительно интересует, и даже робела, если что-то в школе было не так. А ещё я помню, что Слава был у нас как палочка-выручалочка, когда надо было что-нибудь починить, прибить или подвинуть. Сколько раз в детстве я ломала дверной замок, столько раз Слава его переставлял! Он проводил нам антенну для телевизора, помогал паковаться при переездах, а когда мы уезжали в Америку, три последних дня перед отъездом приходил после работы к нам и молча сидел на кухне с таким несчастным лицом, что на него жалко было смотреть. Мама и Слава подружились очень давно, и я никак не могу понять, почему они не влюбились в друг друга. Мама рассказывала, что Слава много лет безнадёжно любил жену своего друга. Любил тайно, изливая душу только маме. Потом мама вышла замуж, развелась, растила меня, а Слава всё ещё любил жену друга. Когда эта любовь прошла, то двадцатилетняя дружба с мамой уже вошла в привычку, которую нарушить было не так-то просто. А потом мы уехали. Слава писал нам редко, но я знала, что мама его писем ждёт, и обрадовалась, что сегодня могу сделать ей приятное.
Когда я вошла в квартиру, мама, закатав рукава, драила плиту.
— Мам, тебе письмо от Славы, из Ленинграда! — крикнула я с порога. Мама тут же выскочила из кухни.
— Читай! — попросила она. — У меня руки грязные!
Я развернула листочки, написанные аккуратным круглым, почти женским почерком.
18.08.92
Санкт-Петербург
Здравствуй, моя дорогая, очень далёкая и постоянно близкая!
Рад случаю, что это письмо дойдёт до тебя с оказией, через хороших людей, и не придётся долго ждать и гадать о его судьбе.
Теперь о главном. Я был в отпуске у мамы, в Карелии, когда твоя подружка Маша вернулась из Нью-Йорка. Она мне несколько раз звонила, но встретились мы только в конце июля. От неё я узнал о твоих семейных неудачах. Не поверил. Ну, как так получилось? Я радовался за тебя, что наконец-то ты получила так нужную тебе опору и встретила близкого и интересного человека.
Мы долго беседовали с Машей о тебе, о твоей дочке, о жизни у вас и у нас. Конечно, как собеседник она во многом уступает тебе, но мне всё равно было интересно как можно больше узнать о твоей жизни. Во время разговора я вспомнил слова Софи Лорен, написанные в её книжке: «…Если вы красивы, вас замечают. Если вы остроумны, к вам тянутся друзья. Если же вы обладаете шармом — вас не забывают!» Прими это на свой счёт. Все те, кто тебя хорошо знают, уверен, так думают и в Нью-Йорке, и в Питере.
А сейчас подошло время сказать тебе огромное спасибо за подарки. Мне кажется, что кроме всех твоих добродетелей ты обладаешь даром предчувствия. В чём именно? Вот случай. Пока был в отпуске, мою квартиру ограбили. Я, конечно, дурак старый, но жизнь ведь постоянно учит! Слава Богу, не всё унесли, т. к. соседка моя по лестнице вспугнула воров. Украли радиоаппаратуру, посуду-хрусталь, компьютер для игр, который я сделал своими руками, деньги и кое-что из вещей, в том числе зимние сапоги, куртку зимнюю, шапку ондатровую новую, спортивный костюм, ну и разные мелкие вещи. И тут я получаю подарок от тебя: зимнюю шапку, зимние сапоги и спортивный костюм! Ты не поверишь, как ты угадала! Всё, что прислала — подошло! Вот такая ирония судьбы!
Я знаю, как ты уговаривала Машу взять эти вещи с собой. Так вот знай — я благодарен тебе.
В заключение не очень весёлого разговора попробую сказать что-нибудь умное.
Во-первых, надеюсь, что мы всё же свидимся когда-нибудь ещё до старости.
Во-вторых, посылаю тебе открытку, которую я купил специально, для тебя как напоминание о той встречи на балете Кировского, а теперь снова Мариинского театра. Помнишь? Ты была с мамой, а я недавно вернулся из армии. С тех пор мы стали общаться и дружить.
В-третьих, в Карелии в этом году была чудесная пора. Обилие ягод и грибов. Я каждый день ходил в лес, возвращался с полными корзинками, и радовалась душа тому, что ещё есть на этой земле такие уголки, где можно наслаждаться своим существованием, что ты просто есть.
Природа так очищает и восполняет душу. Я сам мариновал белые и маслята. Мог бы тебя угостить. А помнишь мою клюквенную настойку?
Если помнишь, помни как можно дольше, и где бы я ни был, я помню тебя и знаю, что ты ждёшь от меня писем.
Привет дочке и пожелания ей удачи и счастья. Счастья тебе. Целую.
Слава.
Я подняла глаза. Мама сидела на диване и беззвучно плакала. Лицо её было светлое и очень несчастное.
— Мама, — сказала я решительно, — тебе надо уехать. Я здесь одна не пропаду, обещаю. Купи путёвку и поезжай, полечи нервы и отдохни, например, в Карловы Вары, туда все наши русские ездят, и всем очень нравится!
— А что, — неожиданно согласилась мама, — пожалуй, ты права, надо уехать!
МАМА
Лететь самолетом для меня всегда тяжкое испытание. Я трушу и прощаюсь с жизнью перед каждым полетом. Входя в салон самолета, я внимательно вглядываюсь в пассажиров и, если вижу детей и стариков с добрыми лицами, во мне теплится надежда на удачный полет.
«Пусть я грешница, — говорю я сама себе, — но эти хорошие люди, невинные дети не должны погибнуть в катастрофе, их Бог сохранит, не накажет, все будет хорошо!»
Вот так я молюсь не знаю кому, и весь полет трясусь от страха. С соседями по ряду мне никогда не везет. Я прочла тысячу книг, где самые интересные романы начинались именно в общественном транспорте, особенно, в самолете. Но это не про меня. Рядом со мной садятся либо молодые матери со всю дорогу орущими и вертлявыми детьми, которые пытаются схватить меня то за очки, то за волосы, а юная мамаша умиляется шаловливым ручонкам своего отпрыска, либо старички, которые прочищают кашлем горло, как только я погружаюсь в сладкую дремоту, либо толстые неповоротливые дядьки, пыхтящие и храпящие. Однажды один такой «ловконький» уронил мне на голову ручную тележку, которую он своими короткими ручками пытался запихнуть в верхний ящик.