Брак с другими видами
Шрифт:
— Зацени, сестрица: чтобы сегодня ты откормила нас как следует, мы голодали со вчерашнего вечера!
— Да ладно вам! — отмахиваюсь я, отхлебывая свеженькой минералки. Пригласить эту сладкую парочку на ланч в ресторане большого отеля я решила, вспомнив, как Сэнта ворчал, что никогда не наедается досыта «во всех этих кабаках».
В отличие от меня, каждый месяц получающей на расходы круглую сумму от мужа, эти двое пока еще неженатики, но уже складывают свои доходы в один котел. Управляет всей бухгалтерией Хаконэ-тян. С экономикой у нее в голове порядок, и обычно
— Ну так что? Где-нибудь есть приличные горы? Вы не в курсе?
Душистым карри из серебристой соусницы я поливаю белоснежный рис-шафран. Сначала думала, не взять ли бефстроганов, но перед темным и смачным карри все же не устояла.
— Горы — какие? — уточняет Хаконэ-тян. — Для вашего кемпинга?
— Хм-м… Нет уж, лучше другие.
— Ей нужно от кошки избавиться, — поясняет Сэнта.
— Что-о? — вскидывается Хаконэ-тян. — Ты решила выгнать Дзороми?!
— Да нет, конечно! — утешаю я. — Не Дзороми. Речь о коте моей… хорошей знакомой, скажем так.
— Ах вот оно что… Я уже испугалась!
— Дзороми никто не тронет, не дрейфь. Но у моей знакомой кот зассал уже всю квартиру. Лечила его, лечила — все без толку. И вот они с мужем промаялись так больше года и решили… отпустить его в горы, — объясняю я, подкладывая соусной ложкой еще карри себе на рис.
— То есть просто изгнать? — тихонько поправляет меня Сэнта. — А сказать им правду в лицо ты не хочешь?
— Зачем? Они и так ее знают.
Так вот почему Китаэ-сан все лето не отпускала от себя Сансё ни на шаг? — осеняет меня.
— Она пообещала мужу, что они сделают это, как только спадет жара…
Сказав это, я вспоминаю, как после нашего шопинга в частных японских лавочках, уже по дороге домой, Китаэ-сан вдруг согнулась в поклоне и попросила меня свозить их с мужем в какие-нибудь подходящие горы.
Я вздыхаю.
— Терпеть не могу вопросы без ответов!
Чтобы сбежать от таких вопросов, муж и залипает на игре, проносится в голове.
— Схожу-ка за жареной уткой! — говорит Сэнта, вставая. Тарелка в его руках разве что не вылизана языком. Хаконэ-тян, пытаясь намотать на одну вилку сразу и карбонаре, и пескаторе, даже не глядит на него.
— Ну и ну… Он что, и дома такой же? — спрашиваю я, пытаясь вспомнить, каким Сэнта был дома в наши с ним детские годы.
— Какой? Ах да… Наверно, такой же!
Будто не поняв моего вопроса, она склоняет голову вбок. Интересно, расползается ли ее лицо так же, как у моего мужа? — думаю я про себя. А вслух добавляю:
— Наверно, он просто не берет дурного в голову?
— Это да… — Хаконэ-тян задумчиво кивает. — Зато у него в сценариях сплошные страдальцы. Все время над ним смеюсь! Дома он вечно голоден, так что я набиваю ему брюхо капустой. В любые блюда, какие бы ни готовила, добавляю побольше капусты, чтобы у него живот не пустовал.
— Да уж, — отзываюсь я, наблюдая, как Сэнта мечется у раздачи между серебряными подносами с едой. — Может, так оно и правда было бы интересней…
После этого Сэнта убегает и возвращается еще дважды.
— Бефстроганов и карри в одной тарелке — это гораздо вкусней, чем вы думаете! — заявляет он, уплетая свое открытие за обе щеки.
Из кондитерской секции Хаконэ-тян приносит целую гору пирожных, но съедает меньше половины и с явным сожалением отодвигает тарелку в сторону. Я ухожу расплатиться, а затем встречаю обоих уже на выходе из отеля.
— Спасибо за угощение! — кричат они хором и, согнувшись в поклоне, замирают, точно пара местных швейцаров.
На прощание я машу им рукой, разворачиваюсь и шагаю своей дорогой, когда Сэнта вдруг догоняет меня.
— Сестрица! Ты спрашивала про горы… Может, Гумма подойдет?
— Префектура Гумма?
— Ну да. Я туда ездил недавно, помогал природу снимать. Там все такое дремучее и нетронутое! Наверняка и звери живут!
— Ого, не знала…
— Если хочешь, пришлю координаты.
— Давай, спасибо! — говорю я.
И Сэнта, опять развернувшись, убегает на станцию.
Когда, прогулявшись немного по улицам, я закупила продуктов и вернулась домой, в прихожей меня встретили туфли мужа.
Уже с работы? — изумилась я. В пятом часу дня?
— Я пришла! — закричала я на всю квартиру. Но никто не ответил.
Опустив покупки на пол в коридоре, я прошла в гостиную. На стеклянном столике маячили опустевший бокал и открытый пластиковый контейнер с остатками соте из сладких перчиков, что я приготовила впрок еще вчера и убрала в холодильник. Отправив все это в мойку вместе с сиротливо забытыми палочками, я вышла опять в коридор.
— Ты вернулся? — снова крикнула я. И еще через пару шагов наткнулась на брюки и мужскую сорочку, разметавшиеся по полу так, будто в них еще сохранялись очертания чьей-то фигуры.
Подобрав одежду с пола, я постучала в дверь его комнаты. А едва открыла ее, как тут же поймала на себе взгляд Дзороми, свернувшейся клубочком на мужнем столе. Насмотревшись на меня, она встала и потянулась всем телом. Так ты, подруга, сидела тут взаперти? Ласково мяукнув, Дзороми потерлась о мою голень. Наступив на брошенный тут же пиджак, я повесила его на плечики и прошла вслед за кошкой в спальню.
Мой муж — в майке и домашних штанах — сидел, откинувшись на спинку кровати, и как ни в чем не бывало резался дальше в свою игру. Невзирая на ясный день за окном, шторы задернуты наглухо.
— Что с работой?! — спросила я со сдавленной яростью. — Если ты здесь, почему не ответил?
— Странно я себя чувствую в последние дни… — забормотал он, не поднимая глаз от айфона. Истощенный голос почти не слышен за монотонным звяканьем монет.
— Может, сходишь к врачу? — предложила я, подбирая разбросанные у кровати носки. Но тут же подумала, что никакой доктор тут, скорее всего, не поможет.