Браконьеры
Шрифт:
Кроме кабин по кустам там и здесь были разбросаны ржавые мятые бочки, отдельно лежали штабеля рассохшихся и посеревших от времени шпал.
– Здесь? – приостановилась Ольга.
– Вполне, хотя я не уверен, – сказал Максим, изучая лес по обе стороны насыпи. – Если моя мысль верна, фотографу нужны места выпаса лосей. Рельсы ему ни к чему.
– Но и проводнику сочинять о встрече с фотографом незачем. Если он видел его на дороге, значит, видел.
– Согласен, народ здесь нелукавый. Возможно, фотографу и в самом деле что-то понадобилось у дороги. Может, заметил медведя.
– Давай пройдёмся пару сотен метров вдоль узкоколейки, я справа, ты слева.
– Принимается. Связь по мобиле?
– Не кричать же во всю глотку – иди сюда! Он здесь! Мобильная связь работает и в лесу, благодаря спутникам.
– Будь осторожна.
– Ты тоже.
– Дать ружьё?
– У меня есть пистолет.
Максим перебежал рельсы на подгнивших местами шпалах, углубился в лес.
Пришла мысль, что для поисков сбежавших из колонии зэков военные не шастали по болотам, а просто перекрывали дорогу и узкоколейку замаскированными нарядами и ждали, когда измученный ползаньем по топям беглец выберется из леса на сухое место. Однако фотографа, судя по всему, не смущали болота, и выгнать его к узкоколейке могла только надобность иного плана. Какая?
Максим остановился.
Мотодрезина! Расправившись с охотниками, он вызвал облаву, и теперь ему надо было убраться отсюда, переждать какое-то время подальше от района поиска пропавших, чтобы потом вернуться и доделать начатое. А проще всего смыться из разбуженного муравейника, в который превратились окрестности хутора, можно было именно на дрезине.
Максим взобрался обратно на насыпь узкоколейки.
Ольги видно не было.
Справа, в сотне метров отсюда, за гаражами, мелькнуло что-то пёстрое.
Ёкнуло сердце: он!
Максим поднёс к глазам бинокль.
Между стеной кустарника и полуутонувшей в земле почерневшей бочкой снова мелькнуло что-то пёстрое.
Он нащупал мобильный:
– Оля, внимание!
Шуршащая тишина в ответ.
– Ольга, тревога! Отзовись!
– Я его вижу, – послышался тихий шёпот. – За гаражами бочки и штабель старых шпал, он сидит там.
– Он правее, ближе к лесу. Не шевелись, я сейчас подойду. Если увидишь, что он поднимает фотоаппарат…
– Поняла.
Максим перебежал железнодорожное полотно, метнулся вдоль него к ржавым коробкам гаражей.
Впереди вырос штабель шпал, но Ольги здесь не было.
Справа шевельнулись ветки кустов.
Максим рванул мимо штабеля, но вдруг понял, что сверху ему будет удобней держать под контролем полосу кустарника вдоль узкоколейки, и взлетел на штабель, как акробат.
Картина справа, за кустами, между полосой травы, рвом и гаражами, отпечаталась в мозгу, как фотография.
Ольга стояла по пояс в траве у крайнего куста, раздвигая ветви, чтобы посмотреть на шевелящиеся кусты слева от себя. В руке она умело держала пистолет.
Фотограф высовывался из-за ближайшей ржавой тепловозной коробки, наводя на неё фотоаппарат.
Кричать было бесполезно и поздно.
Максим вскинул двустволку к плечу и выстрелил, не целясь.
В тот же момент воздух между фотографом и Ольгой покрылся светящейся сеточкой, поплыл как раскалённое марево. Часть кустарника, вал спутанной травы и бочка, а вместе с ними и Ольга исчезли!
Ружьё было заряжено крупной дробью, а не пулей, и весь заряд гулко пробарабанил по боку тепловозной будки.
Попало и фотографу, потому что он гортанно вскрикнул, глянул на вершину штабеля и нырнул за коробку гаража, растворяясь в кустах.
Максим выстрелил ещё раз.
Ответом ему было только недолгое эхо.
Понимая, что случилось самое страшное, он спрыгнул на землю, бросился к тому месту, где стояла девушка.
От крайнего куста до коробки гаража пролегла ровная выемка шириной в два метра и глубиной в полметра, обнажившая песок и слежалый влажный грунт. Точно такая же выемка появилась у вертолёта, когда фотограф сунулся носом вперёд, опуская фотоаппарат.
Максим сжал побелевшими пальцами цевьё ружья, выдохнул сквозь стиснутые зубы и подумал, что ему теперь придётся во что бы то ни стало отыскать фотографа, чтобы оправдаться. Оправдаться даже не перед органами, а перед самим собой.
Москва, Управление экологической безопасности ФСБ
30 июня, утро
Безукоризненно выбритый и ещё более безукоризненно одетый Фельцман был хмур и малоразговорчив:
– Она не отвечает на вызовы.
Начальник управления перестал кормить рыбок в аквариуме, посмотрел на его новый галстук в синий горошек, вернулся за стол и налил себе воды из графина. Указал на стул.
– Садись. Подробнее.
– Мы договаривались, что Валишева будет докладывать о своих действиях каждые шесть часов. Кроме ночи, разумеется. В последний раз она вышла на связь вчера вечером, в половине седьмого. Должна была позвонить позже, к ночи, потом утром, но так и не позвонила.
– Что от неё поступило?
– В окрестностях Синдора замечен некий фотограф, щеголяющий в камуфляжном комбезе неизвестного образца. Ведёт себя странно. Точно такое же описание мы получили от коллег из Танзании и от товарищей из Китая: там тоже видели человека в камуфляжном обмундировании. После чего начались пропажи диких животных. Но появилась ещё одна проблема.
– Слушаю. Кофе хочешь?
– Спасибо, не хочу. В Синдоре неожиданно объявилась охотничья команда под патронажем сыктывкарского генерала Охлина.
– Охота же в это время года запрещена.
– А ему по фигу, он генерал и начальник хозуправления полиции Сыктывкара. Считает себя наместником если не бога, то президента, которому всё позволено.
Конев хмыкнул, сел поудобнее.
– Складывается впечатление, что ты не любишь генералов.
– Хамло не люблю, а он именно из таких. Да чёрт бы с ним, если бы он исчез где-то в другом месте! Однако он и пятеро сопровождающих исчезли именно возле Синдора, где до того пропадали звери. Точнее, пропало семеро, если учитывать и пилота вертолёта. А теперь ещё и Валишева замолчала.