Браконьеры
Шрифт:
– То же самое. Мои не приехали?
– Не видал.
– Ладно, я потом ещё позвоню.
Он умыл разгорячённое лицо водой из бочажины, обошёл болотце, прислушиваясь больше к своим ощущениям, чем к лесной тишине, обнаружил следы сразу нескольких лосей на мху, кое-где обглоданные ветки лещины. Следы обрадовали. Лоси прошли здесь недавно, появилась надежда на встречу с ними и на контакт с фотографом.
В сотне метров левее раздались громкие хлопки тетеревиных крыльев: взлетели сразу несколько птиц. А поскольку заставить их разом подняться в воздух мог только испуг, следовало проверить, кто стал его источником.
Контролируемый вброс адреналина, которому Максима научили в учебке ГРУ, помог преодолеть усталость и двигаться в спортивном темпе. Заработала экстрасенсорика. Сфера ощущений раздвинула границы, обнимая лес на сотню метров. Он знал за собой эту особенность: в стрессовых ситуациях вылавливать токи опасности и реагировать на них до проявления на физическом уровне.
Бесшумно проявились – на чувственном плане – бесплотные струйки биоэнергетических свечений.
Максим безошибочно определил в них добродушных и неагрессивных животных, пребывающих в гармонии с природой; это были лоси.
А потом рядом с ними просверкнула энергетическая клякса иного характера, насыщенная странным равнодушием и одновременно угрюмой сосредоточенностью.
По спине пробежал холодный ручеёк мурашек.
Клякса равнодушия могла принадлежать только существу, выполнявшему определённую и безрадостную работу, то есть фотографу.
Максим перешёл на иноходь, как оперативники называли бесшумный бег по пересечённой местности.
Следы лосей стали проявляться наглядней. Рогатые исполины леса предпочитали пастись вдоль моховых и лишайниковых низин, в лиственных распадках, на ягодниках, и только слепой не мог увидеть кучи лосиных экскрементов, попадавшиеся на пути.
Впереди появился просвет между деревьями.
Максим приостановился, выбирая направление на изредка исчезавшую кисейно-багровую кляксу ауры неизвестного субъекта.
Судя по перемещению кляксы, фотограф подбирался к лосям и готов был применить свой фотоаппарат, какой бы процесс под этим ни подразумевался.
Максим снова перешёл на бесшумный бег, проскочил пихтовый завал, свернул за кедрачом к лиственнично-берёзовому островку.
Сначала он увидел двух красавцев лосей, спускавшихся в распадок: звери были встревожены, поводили из стороны в сторону мощными рогами, по их вздымающимся бокам пробегали волны дрожи.
Затем слева от них в зарослях боярышника и жимолости мелькнуло что-то пёстрое, и Максим увидел фотографа. Присел, стиснув зубы, унимая бешено работающее сердце. Стрелять с расстояния в полсотни метров было опасно, фотограф был ему нужен живым, поэтому следовало подобраться к нему как можно ближе.
Помогли лоси.
Один из них взбрыкнул вдруг, как конь, ударился в бега, приковав к себе внимание фотографа.
Максим метнулся вперёд, считая секунды.
На седьмой фотограф перестал наблюдать за лосями, завертел головой, почуяв неладное, и заметил несущегося к нему, как на крыльях, Одинцова.
Максим впервые увидел его глаза – действительно прозрачно-белые, пустые, с тонкими вертикальными зрачками.
Однако незнакомец в камуфляже не отпрянул, как можно было ожидать, а вскинул к голове фотоаппарат.
Максим в ответ вскинул ружьё.
Однако фотограф оказался быстрее.
Что-то сверкнуло в окуляре фотоаппарата, пейзаж перед глазами Максима расплылся, и он провалился в тёмную бездну, втянувшую его в себя, как втягивает язык лягушки пролетавшую мимо букашку…
Хутор Синдор
30 июня, перед полуднем
Володя Есипчук, младший лейтенант, разговаривающий свободно на шести языках мира, оказался уроженцем этих мест (он родился в соседнем с Синдором посёлке Тобысь) и, пока вертолёт МЧС, новенький «Ми-8 МТД», летел из Сыктывкара, успел поведать товарищам всё, что знал о географии, климате и особенностях района.
Название посёлку дало реликтовое Синдорское озеро длиной в двенадцать километров и шириной в два с половиной, расположенное в бассейне реки Вымь. Посёлок отделяли от озера всего тринадцать километров, и по хорошей сухой дороге до него можно было доехать за десять минут.
Синдор окружали смешанные леса, к северу переходящие в хвойную тайгу. Но группе надо было не на север, а на восток от посёлка, где среди болот находился хутор под тем же названием в четыре-пять домов, соединённый с посёлком старой железной дорогой, тянувшейся до бывшей колонии, а ныне деревни Глубинка.
На молодых мужчин, неотличимых от жителей здешних мест, никто не обращал внимания, поэтому они без помех добрались до железнодорожной станции Синдора, разговорили станционных работников и уже через полчаса после приземления ехали на «пионерке», как здесь называли мотодрезины, принадлежащей жителю Глубинки Чосову, бывшему зэку, в нужную сторону.
До хутора, имевшего собственную жд-станцию в виде сарая с заколоченными окнами, докатили за двадцать минут.
Конечно, со слов Чосова они знали, что поднялся большой шухер в связи с пропажей охотников, но не предполагали, что встретят на хуторе столько военных людей.
Им дали сойти на платформу, а потом окружили парни в камуфляже со знаками ОПОН.
Ещё один крепыш в пятнистом остановил дрезину.
– Кто такие? – властно спросил приблизившийся крупногабаритный опоновец; волосы у него были выстрижены косичками. – Документы!
Брызгалов переглянулся с товарищами. Начинать с конфликта не хотелось, но и объяснять причину своего появления в Синдоре не хотелось ещё больше.
– А в чём дело? – поинтересовался капитан, выглядевший скорее сельским агрономом, нежели спецназовцем.
Впрочем, и остальные члены команды Одинцова не казались крутыми бойцами, способными справиться со взводом вооружённых солдат, несмотря на колоссальную, а может быть, благодаря ей – подготовку спецназа ГРУ.
Вова Есипчук, снайпер и рукопашник, со своими соломенными усиками и чёлочкой больше походил на эдакого увальня, любителя пончиков и хот-догов.