Бран Мак Морн: Последний король
Шрифт:
Мы выступили навстречу ассирийской армии и встретили ее в нескольких лигах от Хиты. Таков был обычай хеттов никогда не вступать в битву в пределах своих границ и тем самым избавлять народ Хиты от ужасов армии вторжения, а в случае поражения давать им время занять города, окруженные стенами.
Мы не сразу вступили в битву с ассирийцами. Наш лагерь был разбит на склоне, их лагерь - на равнине; и равнина была белой от их палаток.
Они значительно превосходили нас числом, но мы удерживали выгодную позицию, потому что у подножия
Ассирийцы не собирались нападать на нас там, пока не запаслись провизией и не проверили свое оружие. Не зря хетты более восьмисот лет противостояли всем враждебным нациям.
Мы также не собирались совершать вылазки против них, поэтому мы отдыхали и возводили укрепления, натягивали луки и точили мечи, а ассирийцы грабили и разоряли равнину, и дым от горящих городов и деревень поднимался к небесам вместе с визгами убитых мужчин и детей и воплями женщин.
С наступлением темной азиатской ночи многие разведчики выскользнули из лагеря хеттов, чтобы шпионить среди ассирийцев, узнать их численность и, по возможности, их планы.
Я, Лакур лучник, был одним из шпионов.
Это было трудное дело, полное риска для шпионов. У ассирийцев было много часовых, расставленных вокруг лагеря, и некоторые из хеттов были обнаружены и пали, сражаясь, под ассирийским мечом.
Но некоторые из них перешли в ассирийский лагерь, и среди них я.
Я проник в лагерь украдкой, то бесшумно скользя от тени к тени, то крадучись вперед на четвереньках, то лежа плашмя, едва осмеливаясь дышать, когда ассириец проходил рядом.
Наконец я оказался рядом с большим шатром, который казался шатром какого-то вождя.
Я подобрался к нему вплотную, держась в его тени и сильно осмелев, прорезал кинжалом небольшой разрез в ткани.
С большой осторожностью заглянув внутрь, я увидел, что в палатке находились три или четыре женщины, одна из них - пленница, остальные - рабы, но ассирийки.
В земляной пол палатки был вбит кол, а рядом с ним на корточках сидела пленница, ее запястья были привязаны к колу. Она была немногим старше девочки, стройной, красивой девушкой, которая из-за своих аристократических черт и изящества могла бы быть дочерью великого вождя или короля.
Ее глаза были расширены от ужаса, а золотистые волосы в беспорядке рассыпались по обнаженным плечам. Ее единственная одежда, похожая на мантию, была местами порвана, а на мягкой округлой руке виднелся синяк, свидетельствующий о том, что с ней грубо обращались.
Пока я смотрел, полог палатки раздвинулся, и вошел ассирийский воин. Это был вождь, высокий, крупный мужчина с густой бородой, с суровым, жестоким лицом. Плененная девушка отпрянула от него с тихим криком испуга.
Он жестоко улыбнулся и выгнал рабынь из шатра.
Затем он подошел к девушке и, развязав ей руки, поднял ее на ноги.
Я
Он привлек ее к себе и грубо поцеловал, снова и снова. Затем он оттолкнул ее от себя с такой силой, что она упала ниц на пол палатки. Она лежала там, ее стройное тело сотрясали рыдания. Ассириец усмехнулся и, снова подняв ее на руки, прижал к себе, похотливо глядя в ее глаза, игнорируя ее плач и мольбы.
Я удивлялся, как какой-то мужчина мог найти в себе силы так плохо обращаться с такой изящной и беспомощной девушкой, как она.
Но жестокость была преобладающей чертой ассирийцев. Ассириец всего лишь играл с ней, как кошка с мышью.
Рука девушки, отталкивающей своего похитителя, когда она боролась в его руках, пока ее несли к ложу в углу палатки, коснулась рукояти кинжала у него на поясе.
Она мгновенно выхватила кинжал и попыталась ударить им ассирийца. Но он был слишком быстр для нее. Он вырвал кинжал у нее из рук и швырнул его через палатку. Затем выражение его лица сменилось с презрительного смеха на жестокую ярость, он швырнул ее на пол палатки к своим ногам.
Он схватил кнут для колесницы и одним диким рывком сорвал с девушки одежду и опустил кнут на ее мягкие, белоснежные плечи. На ее нежной коже появился красный рубец, но она не вскрикнула. Она только закрыла лицо руками и, дрожа, ждала следующего удара.
Обращение ассирийца со своей прекрасной пленницей разозлило меня, но я вмешался, потому что чувствовал, что не могу допустить, чтобы лагерь обнаружил меня. Но теперь моя ярость была слишком велика.
Злорадствуя над девушкой и решая, куда ударит хлыст следующим, ассириец не услышал, как разошлась ткань палатки, когда я нанес семифутовый разрез. Он не тронул меня, когда я молча бросился через палатку. Я был почти рядом с ним, прежде чем он обернулся.
Его глаза расширились, а затем сузились до щелочек, когда он увидел меня.
“Хеттеянин!” - прошипел он, выхватывая из-за пояса короткий меч. Прежде чем он успел им воспользоваться, мой кинжал сверкнул в свете палатки, когда я нанес один удар.
Ассириец покачнулся и отшатнулся назад, меч выпал у него из руки.
Мгновение я стоял над ним, прислушиваясь к любому звуку. Но я не слышал ничего, кроме шума воинов, играющих в азартные игры и веселящихся в других палатках или у больших лагерных костров.
Я повернулся к девушке. Она все еще сидела на корточках, глядя сначала на меня, а затем на тело ассирийца. Ее глаза загорелись, когда она увидела, что он больше не сможет причинить ей вреда, а затем наполнились сомнением, когда она посмотрела на меня.
Я поднял ее на ноги и успокаивающе заговорил с ней, и хотя она не понимала моего языка, часть страха исчезла с ее прекрасного лица. Затем она взглянула на себя, и ее щеки покраснели, и она со стыдом отвела глаза.