Брат и благодетель
Шрифт:
– Дела хороши, говоришь?
– прошептал консул.
– Попробовал бы он меня так учить месяц назад, я бы его по зубам этим самым союзническим договором, демократ чертов!
И почувствовав изумление Гудовича, стоящего рядом, скорчил ему такую рожу, что они оба только с трудом не расхохотались.
– Газет еще не было, Михаил Михайлович?
– Не было, господин консул.
– А до Зимнего дозвонились?
– Да.
– Что же вы молчите?!
– Не для ваших ушей, господин консул.
– Солдатики ответили?
– Да.
– А ставка?
–
– Плохо, Гудович.
– Очень плохо, господин консул.
– Через час у меня, оповестите всех, пожалуйста.
– Видите того старика с огромными губами, что все время следит за вами из кресла?
– спросил подскочивший после ухода консула Александр Зак, глава русского информационного бюро в Нью-Йорке.
– Не оборачивайтесь, это Яков Штиф, да, да, тот самый банкир, о, как он вас всех ненавидит, и меня тоже, только меня за что, не понимаю.
– Я слышал о нем.
– Слышали? Вы ничего не слышали, он - все, понимаете, он субсидировал президентскую компанию, он их всех в руках держит, а как просил не спешить с вашей миссией, когда Америка решала, принять вас, не принять. "Погодите радоваться, - говорил он, - свободная Россия? Что это такое?
– спрашивал он.
– Россия почувствует себя свободной, только когда ей отрубят голову, тогда ей нечего будет терять, а пока существует голова, она все оправдает, со всем примирится". О, Штиф умеет говорить и умеет ненавидеть. Попробуйте с ним познакомиться. Он сумеет обеспечить ваше будущее, когда вы останетесь здесь.
– Я не собираюсь оставаться.
– Да? Вы не собираетесь? Вас спросить забыли!
– рассмеялся Зак и исчез. Потом вернулся.
– Кстати, вы откуда, Гудович? Из Тифлиса? Очень хорошо, там тоже жарко, я из Черновиц, знаете такой город, не знаете? Это почти Одесса, только лучше. Одессу вы знаете? Я приехал в Нью-Йорк из Одессы, последние несколько лет я там прожил с мамой и папой. Привет Одессе!
– зачем-то крикнул он на прощанье.
– Вы еврей?
– услышал Гудович за своей спиной и обернулся. На него ненавидящими глазами смотрел толстогубый старик.
– Нет, я русский.
– Ваша фамилия - Гудович?
– Да.
– Вот видите! Вы похожи на еврея. Ну, идите, идите.
– О чем с вами говорил этот банкир Штиф?
– спросил консул на следующее утро.
– Он вами интересуется, мне донесли.
– Ничего интересного. Спросил, кто я по национальности. Беспардонное любопытство, мне говорили - с евреями такое случается. Простите, я тут получил с оказией письмо из Тифлиса. Так что не позволите ли выдать долларов пятьдесят пораньше в счет аванса? Мне неспокойно.
4
На самом же деле беспокоится было не о чем.
На рынке Наташу догнала Натэлла Васадзе.
– Натэлла!
– сказала Наташа укоризненно.
– Натэлла!
А что она еще могла сказать, когда подруга по гимназии жила в одном городе, рядом, ухитряясь ни разу не зайти, и вот удостоилась попасться на глаза.
Конечно же, она ее искала, как выяснилось, конечно же, она ее искала всю ту жизнь, пока они не виделись.
– Бесстыдница, - сказала Наташа.
– Нет, правда, спроси кого угодно, я спрашивала о тебе всех, ты нигде не бываешь, это счастье, что я встретила тебя на рынке, здесь весь город, но почему - ты, где няня, ты же ничего не умела делать, ой, прости, прости, великодушная моя, какая же я дура!
– Я действительно раньше мало что делала, - сказала Наташа, - все домашние берегли, а теперь мы рассчитали няню, денег не хватает, приходится самой.
– А Миша?
– быстро спросила Натэлла.
– Миша помогает, конечно, но мы экономить не умеем, не научились еще.
– Бедная, бедная! А я так давно бедная, мы так обеднели, на базаре только и делаешь, что облизываешься, покупать не на что, такая бедность, это же страшно, ты посмотри! Масло вздорожало в сто раз, картошка в сто пятьдесят, молоко в шестьдесят, даже фрукты... Что говорить! Я с собой триста тысяч взяла, а тут миллиона мало! Миша долларами шлет?
– Долларами.
– С оказией или телеграфом?
– Как придется.
– Как хорошо, что я тебя встретила, ты еще не забыла бедную свою Натэллу Васадзе? Сережа едет в Америку, здесь ему ничего не предлагают и не предложат, а в Америке такого специалиста с руками оторвут, диплом Петербургского технического института, Пражского, два диплома, а у них для него работы нет, вообрази только.
– Игорь тоже ничего не находит.
– А что он умеет? Ах, да, он юрист! Ой, какая же прелесть твой муж, я тот вечер в итальянском консульстве забыть не могу, а ловкий, как обезьяна, и смешной, ты ему привет от меня передай, я его люблю, так вот, не мог бы Миша там в Америке принять Сережу, помочь устроиться, ты же знаешь, с Сережей хлопот не будет, он такой деликатный, а Миша - влиятельный, его послушают.
– Не такой уж он влиятельный, - сказала Наташа.
– Я и сама толком не пойму, чем он в Миссии занимается. Но, конечно же, я его попрошу.
– Внимательная моя, преданная, любимая подруга, ты ничуть не изменилась, я так виновата перед тобой, - говорила Натэлла, обнимая и целуя Наташу.
– Адрес Миши у тебя дома? Я забегу.
– Это легко. Вашингтон, российское консульство, Михаилу Михайловичу Гудовичу. Он похлопочет, ты ведь знаешь Мишу, но ты все равно забеги. Забежишь?
– Ах, Миша, Миша, ну, конечно же забегу, он - золотой, будешь писать о Сереже, не забудь - привет от меня, и скажи - я его люблю, я ведь ему нравилась немного когда-то, помнишь? Но он такой деликатный! Не женился в Америке еще?
– У него невеста в Петербурге, я с ней не знакома.
– Счастливая девушка! А, впрочем, какое тут счастье: он - там, она в Петербурге, когда еще встретятся, вот жизнь, а? Думали мы с тобой, что будем жить вот так, отдельно от России и в такой бедности, в такой нищете и в таких проблемах? Это говорю я, грузинка, будь они прокляты, большевики, весь Кавказ развалили, и как это случилось, в мгновение ока, раз - и случилось! Но когда их победят, мы снова объединимся, правда, Наташа?
– Правда.