Брат и благодетель
Шрифт:
6
– Пиастры! Пиастры!
– дурными голосами кричали Наташа и Игорь, размахивая в воздухе очередной стодолларовой бумажкой, и Михаил Львович злился на себя, что разучился радоваться этим с неба свалившимся деньгам, а сразу же, получив их, начинает думать о семейном бюджете и о том, что денег в доме при нынешней дороговизне осталось дней на двадцать.
Не было предела легкомыслию его детей, легкомыслие Наташиной мамы совсем другое - тайное, хмурое, себя он считал серьезным человеком, а дети сгорали, как петарды.
– Это деньги Игоря!
– шумела Наташа.
– Миша написал, что высылает для Игоря, правда, папа? Игорь может делать на эти
Эти шальные деньги из Америки давали возможность жить, будто ничего не случилось - ни революции, ни войны, ни превращения Грузии в маленькое независимое государство. Наташа продолжала брать уроки пения, мечтая попасть в консерваторию, а уже потом на лучших оперных сценах зарабатывать бешеные деньги, чтобы кормить их всех, и уж тогда обязательно вернуть весь долг брату, вот удивится, получив такую тьму денег, конверт без обратного адреса. Только - Гудовичу М.М., его превосходительству, но надушенный ее любимыми парижскими духами, пусть все-таки догадается, а пока можно тратить эти деньги не считая, потому что есть Америка - очень богатая страна и брат, который, правда, неизвестно сколько там получает, ну уж, наверное немало, потому что он - умница, ее брат, ему есть за что платить. И она забрасывала Мишу просьбами о деньгах на бесконечные покупки, делающие ее жизнь совсем такой, как в прошлом: чулки, боа, шарфы, вечерние платья, туфли на высоком каблуке, - все, что она не успела купить в Париже, потому что была еще ребенком, и не могла сейчас, потому что Париж далеко.
И еще деньги были важны, чтобы не страдал Игорь, он никак не мог устроиться на работу, и это она, Наташа, тайно от мужа просила Мишу хотя бы один раз прислать не отцу, а мужу, чтобы тот мог почувствовать себя независимым хотя бы на день.
Догадайся Михаил Львович о ее маленьких хитростях, он бы очень рассердился: он-то знал цену деньгам, и никак не мог без слез принимать эти Мишины подарки, и давал себе слово не просить и не брать, но просил и брал вот что удивительно, прожить на его зарплату оказалось просто невозможно, и потом необходимо снимать дачу для внучки, в Тифлисе летом страшно жарко, самому ездить на месяц в санаторий, астма проклятая, в конце концов это нормально, что в какой-то момент старший сын берет на себя заботу о семье.
– Ты обносился, Игорь, - сказал Михаил Львович.
– Наташа права.
– Вот, - сказала Наташа.
– Я тут свое записала, мне кажется, должно хватить.
– Мы купим ишака, - сказал Игорь.
Он сказал это легко-легко, мечтательно, как говорят больше для себя, глядя на облака или море, не заботясь о произведенном на присутствующих впечатлении.
Это произошло в половине первого, Михаил Львович как раз взглянул на часы, решив, что вопрос о деньгах исчерпан.
– Мы купим ишака, - сказал Игорь.
– Сие есть поэтическая вольность?
– спросил Михаил Львович.
– Или просто шутка?
– Сие есть строгий стратегический план с гарантированной победой в конце. Долой бедность! Нет, правда, я хочу купить ишака, это лучшее применение деньгам, Миша будет доволен, мы купим ишака, чтобы ни о чем больше не заботиться, понимаешь, Наташа?
– Ну, конечно же, ишака, ишака!
– закричала Наташа.
– Как ты не понимаешь, папа, мы купим ишака и все будет хорошо.
– Вы не волнуйтесь, Михаил Львович, - сказал Игорь, - я давно все обдумал, я буду помогать людям перевозить с базара в город тяжелые покупки, и мы хорошо заработаем, можно даже договориться с торговцами и привозить им что-то из деревень, прямо в лавки, кожи, например.
– Не по душе мне это, - сказал Михаил Львович.
– А вы подумайте! Сколько может вынести человек? Немного. А машу зарабатывает порядочно. Сколько может вынести ишак? Больше машу. Посчитайте сколько мы заработаем на ишаке.
– Кажется, я понял, на чем держится ваш брак с моей дочерью.
– На любви, - сказала Наташа.
– На чем же еще?
– Дорогой Михаил Львович!
– Голос Игоря возвысился до пафоса и стал до приторности медоточивым, вкрадчивым, когда уже совсем не понимаешь, разыгрывает он тебя или хочет сделать приятное.
– Вы, конечно, человек прогрессивный и верите, как всякий путеец, только в локомотивы, еще бы, шестьдесят лошадиных сил, а вот мы с Наташей верим в ишака, локомотив нам не по карману.
– Ну, конечно, - сказала Наташа, - ты очень старомоден, папочка, мы немедленно, сейчас же идем покупать ишака!
– А где вы собираетесь его держать, не в нашем же доме?!
– В кузнице, прямо на базаре, я уже договорился с кузнецом. А какое имя я ему придумал! Удивительное!
– Имя?
– Ну да, Миша будет очень доволен, Авраам - в честь Авраама Линкольна.
– Это вы сейчас придумали?
– слегка задыхаясь, спросил Михаил Львович.
– Сию минуту.
– Наташка, пойди успокой его, - шепнул жене Игорь, когда не понимающий шуток Михаил Львович мчался по лестнице наверх в кабинет.
Но удивительней всего, что ишака они действительно купили, в тот же день, и не было предела Игоревой радости. Он пел: "Эге-ого-кхы-кхы-топ-топ, мой Авраам роняет блох, страшись, базар, идет ишак совсем как есть, а я в трусах" - и прочую галиматью. При виде ишака на него напало вдохновение, он призывал Наташу подтвердить, что имя выбрано правильно, такой экземпляр достоин только президентского имени, но в ишаке еще сидело и президентское упрямство - он сбрасывал все, что Игорь пытался водрузить ему на спину. Содержимое корзин вместе с корзинами рассыпалось по базару, а ишак ржал, довольный произведенным впечатлением, ни пинки в зад, ни проклятия не могли изменить его политику по отношению к людям. Он вполне и пули мог удостоиться, совсем как его тезка.
Часто он стоял, как упрямый обиженный мальчик, не оборачиваясь несмотря на увещевания, его можно было только обойти и плюнуть в физиономию. Больно смотреть на морду оскорбленного ишака. Когда Игорь стоял один вот так против огромной силы, заключенной в кротких глазах Авраама, ему казалось, что весь мир настроен против него, и если он не может справиться с ишаком, что делать с судьбой, непокорной, как ишак?
Однако дело было не в упрямстве ишака, в конце концов ишак он и есть ишак, но чтобы, ничего не делая, столько жрать! Этого Игорь не ожидал.
– Ты позоришь меня, Авраам, - говорил он.
– А если бы у тебя была семья? Они бы сдохли с голода из-за твоего упрямства и обжорства, а у меня семья, голубчик, и я обещал их накормить не позже, чем через месяц после твоей покупки. Я должен был купить штаны, но предпочел купить тебя, теперь посмотри - в чем я хожу, я продал даже старые штаны, чтобы прокормить тебя, а ты еще не все жрешь, подлая тварь, вот как двину тебя по черепу!
Но не бил, продолжая надеяться, и только когда пришлось идти к Михаилу Львовичу и просить разрешения продать подаренные тестем золотые часы, гордость не выдержала, и он решил расстаться с непокорным животным.