Брат Красной Вороны
Шрифт:
Тем вечером, вернувшись в лагерь, я застал в вигваме вождей сиксиков, кайна и гро-вантров, который собрались, чтобы попировать и выкурить с ним прощальную трубку. Из их разговоров я понял, что сиксики собираются провести зиму недалеко от форта; кайна пойдут к Ай-ак-ки-майк-уи (Крутые Холмы По Ту Сторону), которые белые потом назвали Кипарисовыми холмами, где теперь стоит форт Уолш. Гро-вантры хотят пойти к южным склонам гор Медвежьей Лапы и Волчьим (Малым Скалистым) горам, где будут охотиться до зимы, а потом отправятся в поросшую сосновыми лесами долину Миссури, где найдут хорошее укрытие от холода и ветра. Поскольку мы собирались зимовать в верхнем течении Миссури или на ее главных притоках, гро-вантры становились нашими ближайшими соседями из всех племен конфедерации, и было решено, что мы должны будем поддерживать с ними связь и объединять свои силы, когда понадобится дать отпор врагу, вторгшемуся в охотничьи земли Настощих Людей и их союзников. Разумеется, саксисы должны были остаться вместе с сиксиками.
Следующий день был последним, который я отработал в торговом зале, и
И потом, в конце разговора, он сказал мне, очень серьезно:
– Мальчик мой, на тебе лежит большая ответственность; во время путешествия на юг ты будешь представлять компанию Гудзонова Залива. Прежде чем решить – важно что-то или нет, подумай дважды, трижды, а еще лучше отложи решение на утро.
Я уверил его, что так и сделаю, и решил, что так и буду поступать. Тогда он встал, снял со стены подзорную трубу в футляре из толстой кожи, протянул ее мне и сказал:
– Она тебе очень пригодится. Она в сорок раз сильнее человеческого глаза.
Этот подарок мне так понравился, он так был мне нужен, что я еле смог выговорить слова благодарности. Он пожал мне руку, тронул мое плечо, попросил меня быть поосторожнее, и я отправился в лагерь к вигваму Одинокого Ходока, где находились все мои вещи.
На следующее утро не прошло и часа после восхода солнца, когда мы с Красной Вороной привели в лагерь табун лошадей Одинокого Ходока. Их было больше полутора сотен, и среди них были и девять моих. Два наших вигвама уже были сложены и все находившиеся в них вещи были готовы к погрузке на волокуши или вьючных лошадей. По мере того, как мы подводили лошадей ближе, женщины привязывали тех, что им были нужны для вещей и всадников – таких было больше семидесяти. Вокруг нас вся земля была покрыта кожаными покрытиями вигвамов, рядом с ними валялись упавшие вигвамные шесты; крики женщин и детей, ржание лошадей и лай собак почти оглушали. Старики, которые во всем этом не участвовали, собирались в кружки, спокойно курили и беседовали, ожидая, когда их лошадей оседлают и приведут к ним. Наш клан, И-нак-сис, или Маленькие Накидки, должен был выходить первым, и он растянулся на полмили вдоль хорошо утоптанной, глубоко вбитой в почву тропе, ведущей на юг. Во главе колонны двигался Одинокий Ходок и жрец Солнца, Три Медведя, а также главные воины клана, а мы с Красной Вороной шли за ними, приглядывая за табуном вождя.
Другие кланы шли за нами, один за другим. Колонна в три мили длиной представляла собой прекрасное зрелище. Яркая, богато украшенная лошадиная сбруя делали ее похожей на огромную блестящую змею, ползущую по равнине. Я чувствовал гордость при мысли о том, что являюсь ее частью. Но, когда члены разных групп И-кан-ах-кат-си (большого военного общества Всех Друзей), которые шли за нами, разошлись в стороны, чтобы вести разведку и охотиться, уйдя далеко вперед, мы с Красной Вороной расстроились, что нам досталось такое задание. Мы с ним были членами общества Храбрецов; мы тоже хотели уйти вперед, чтобы обследовать путь, вместо того, чтобы всю дорогу приглядывать за лошадьми. Мне стало получше, когда Красная Ворона сказал мне, что мы не должны постоянно смотреть за лошадьми; мы поговорим с племянником вождя, Орлиным Пером, и сыном нашего шамана, Белой Антилопой, чтобы соединить наши табуны и следить за ними поочередно. Об этом мы договоримся с ними вечером.
В тот день мы увидели всего нескольких бизонов, потому что из-за продолжительной охоты они ушли далеко от форта. Они не появлялись, пока мы не пришли на Пузатую реку, где их было множество, и там мы устроили охоту, которая продолжалась два дня. Потом вожди решили двигаться к Внутреннему озеру (озеро Святой Марии), встать там ненадолго, а оттуда направиться к реке Двух Магических Хижин, где шаманы решили провести О-кан, великую ежегодную религиозную церемонию. Когда мы пришли к стоянке, которая была у нижнего берега нижнего озера, два дня спустя после того, как оставили берега Пузатой реки, мы с Красной Вороной были двумя счастливыми юношами; во время стоянки мы были совершенно свободны и могли ездить по окрестностям и охотиться вместо того, чтобы следить за лошадьми на пыльной дороге.
Покрытие для вигвама, сделанное из бизоньей кожи, служило два года; после этого оно приходило в негодность и ветер и дождь проникали через него, как через сито. Тем летом почти каждой семье был нужен новый вигвам. Всю зиму женщины выделывали нужное количество шкур бизоних, делая из них мягкую кожу. Сейчас они лежали на земле, уложенные в круги, перекрывая друг друга; потом их обрезали по размеру и сшивали нитками из жил. Были нужны и новые шесты взамен сломанных или потерянных, а если вместо старого вигвама делали новый, большего размера, то для него
Здесь, в роще хлопковых деревьев у вытекающего из озера ручья – годы спустя я должен был с подачи отца ла Комба назвать это озеро озером Святой Марии – шаманы решили вырастить ежегодный урожай особого сорта табака, которым пользовались на протяжении веков. Его они называли На-хо-уа-то-син4 . Я не сомневаюсь в том, что у белых есть для него свое название, как и для всего остального, но я знаю его только под этим индейским названием. Он вырастает до двенадцати дюймов высотой, на стебле двенадцать листьев, но используются для курения не листья, как у нас, а клубень, размером с маленькую луковицу. С тех пор как наша компания и северозападники начали продавать индейцам более крепкий и ароматный табак, использование этого на-хо-уа-то-сина сильно сократилось, но религиозных церемоний это не коснулось. Жрецы Солнца, долго над этим размышляя, решили, что запах табака белых может быть неприятен для великого бога неба, и даже рассердить его так, что он может отвергнуть их молитвы5.
Рано утром на следующий день после того, как мы поставили лагерь у нижней части озера, жрецы Солнца выбрали в лесу небольшую поляну, на которой и собирались посадить табак, и женщины и дети стали носить сухие ветки ивы и других деревьев, пока вся она не покрылась толстым слоем хвороста. Потом шаман поджег эту кучу и разгорелся огонь, который должен был уничтожить всю растительность на этом участке. Затем, после полудня, два вигвама объединили в один с двумя очагами, и там жрецы Солнца всего племени собрались на закате, чтобы помолиться о хорошем урожае. Чтобы намочить выжженную землю, в которую будут брошены семена, нужен был дождь, поэтому все шаманы, один за другим, передавая друг другу трубку, просили богов о том, чтобы этой ночь. прошел сильный ливень. Каждый шаман имел свой священный предмет, или амулет, и древние церемонии, которые помогали ему в обшей молитве. Были шаманы – владельцы трубок Гром-Птицы, Лося, Бычьего Камня, Червя, Бобра (или Воды), и каждой трубке соответствовали свои песни, свои молитвы, и полный ритуал для каждой из них занимал не меньше часа.
Солнце склонялось к закату, небо было ясным и ничто не предвещало приближения дождя. Шаманы проводили свои церемонии в том порядке, в каком я сказал. Каждый раз, когда один из них заканчивал, лагерного глашатая посылали посмотреть, какая погода, и каждый раз он говорил, что на небе ни облачка.
Около двух часов пополуночи Три Медведя, владелец талисмана Бобра, или Воды, начал свою церемонию – он и его старшая жена, или жена, сидящая рядом, вместе развернули сверток со священной трубкой, разворачивая одну за другой раскрашенные шкурки зверей и птиц, и все это время он возносил молитвы Солнцу и тихо, глубоким голосом пел магические песни, от которых захватывало дух. Он вставил украшенный красивым орнаментом чубук в большую, сделанную из черного камня, трубку, заранее набитую на-хо-уа-то-сином. Затем он ее зажег, выпустил затяжку к богам неба, к матери-земле, на все четыре стороны света, и от всей души обратился к своим священным помощникам, Древнему Бобру и Древней Выдре, чтобы они использовали все свое влияние на небесных богов и уговорили их послать дождь прямо сейчас. Он протянул каждой из своих жен изгрызенные бобрами палочки из своей священной укладки и затянул песню Древнего Бобра, которую подтянули и остальные шаманы. Во время пения четыре женщины, держа палочки вертикально у своих губ, танцевали, обратившись на север, на юг, на восток и на запад, четыре раза, а во время пауз они поднимали палочки и имитировали издаваемое бобрами ворчание. Песня закончилась, женщины вернулись на свои места, и лагерный глашатай крикнул, что на западе собираются темные облака. В вигваме началось большое возбуждение, и Три Медведя крикнул, что шаманы должны еще раз спеть песню, велел своим женам повторить танец и приказал лагерному глашатаю принести вигвамный шест. Он привязал к концу шеста шкуры бобра и выдры, а также шкурку гагары, самых священных животных и птиц, живущих в воде, и протянул этот шест в дымовое отверстие вигвама, так что шкурки оказались на открытом воздухе, снова, с еще большим пылом стал молиться о дожде. Ха! Еще до того, как закончилась песня и женщины завершили свой танец, сильный порыв ветра потряс вигвам. Он стих так же быстро, как и начался, и в наступившей тишине мы услышали стук крупных капель по покрытию вигвама. Тут Три Медведя вскочил и крикнул своим друзьям-шаманам, чтобы те продолжали петь песню бобра, женщинам – закончить танец, и, подняв трубку с длинным чубуком, стал танцевать перед огнем, продолжая просить Солнце о сильном дожде. Когда песня завершилась, над нашими головами прогремел раскат грома и стазу на вигвам с оглушительным шумом обрушились струи дождя. И все стали хвалить Три Бобра и его сильную магию Бобра.