Брат мой Каин
Шрифт:
– Может, ваш муж ему чем-либо угрожал, в материальном или профессиональном плане? – продолжал задавать вопросы Монк. – Не кажется ли вам вероятным, что он мог узнать о каком-нибудь проступке или даже преступлении, в котором замешан Кейлеб? И если да, мог ли он сообщить об этом властям?
Миссис Стоунфилд поспешно обернулась, и в глазах у нее появился неожиданный блеск.
– Не знаю, мистер Монк. Наверное, мои суждения кажутся вам весьма неопределенными, а саму меня вы упрекаете в жестоком отношении к человеку, с которым я даже не знакома… Конечно, ваше предположение может оказаться вполне справедливым. Кейлеб ведет такую жизнь, что он запросто мог участвовать сразу в нескольких преступлениях. Как раз
Услышав из ее уст что-нибудь другое, детектив догадался бы, что она лжет. Заглянув собеседнице в глаза, он убедился, что она осознала смысл его слов, и заметил промелькнувшее в них сомнение.
– Что вы имеете в виду? – спросил Уильям с необычной для него мягкостью.
– К сожалению, я не могу выразить это более определенно, – ответила дама с легкой, чуть униженной улыбкой, а потом вновь взглянула на сыщика, и выражение ее лица поразило его неожиданной сосредоточенностью. – Мой муж не принадлежал к числу робких людей, ни в моральном, ни в физическом смысле слова, мистер Монк, однако он жил в постоянном страхе перед собственным братом. Он жалел его и в течение долгих лет пытался навести мост через разделявшую их пропасть – лишь потому, что очень его боялся.
Уильям подождал, пока женщина заговорит снова.
Она посмотрела на него отсутствующим взглядом, поглощенная собственными мыслями, и продолжила рассказывать:
– Я видела, как у него изменялось лицо, стоило ему заговорить о Кейлебе; у него темнели глаза, а возле рта появлялись морщины, словно от боли. – Женевьева набрала полные легкие воздуха, и сыщик обратил внимание на охватившую ее едва заметную дрожь, как будто она с трудом справлялась с сильным внутренним потрясением. – Я не преувеличиваю, мистер Монк. Поверьте, Кейлеб – жестокий и опасный человек. Больше всего на свете я боюсь, что собственная ненависть в конце концов свела его с ума и он убил Энгуса. Конечно, я надеюсь, что он жив… и в то же время мне страшно от мысли, что сейчас уже слишком поздно что-нибудь делать. Сердце говорит мне одно, а разум подсказывает другое. – Она заглянула Уильяму в лицо, широко раскрыв глаза. – Мне необходимо это знать. Прошу вас, сделайте все, что в ваших силах, пока у меня есть средства, чтобы вас отблагодарить. Ради моих детей и меня самой, мне обязательно нужно узнать, что случилось с Энгусом.
Внезапно миссис Стоунфилд замолчала. Эта женщина не собиралась повторять собственные слова или напрашиваться на сожаление; она требовала от детектива лишь выполнения той работы, за которую была готова платить деньги. Она стояла, выпрямившись, посреди комнаты, обстановку которой Монк так и не успел рассмотреть, обратив внимание лишь на ее элегантность. Теперь же он не замечал даже оседавшей в камине сажи.
Уильям не испытывал колебаний, готовый взяться за порученное ему задание не только ради самой Женевьевы, но и ради человека, чьей женой она была, и ради ее семьи, в доме которой он сейчас находился.
– Я сделаю все, что смогу, миссис Стоунфилд, даю вам слово, – заверил ее Монк. – Вы позволите мне побеседовать с прислугой, с теми, кто, возможно, видел какие-нибудь письма или посетителей?
Лицо женщины сделалось недоуменным, а в глазах у нее на мгновение появилось разочарованное выражение.
– В этом есть какая-то польза? – спросила она.
– Возможно, никакой, – согласился детектив, – но не убедившись в том, что ответы на вопросы, которые обычно всегда задают в таких случаях, выглядят неправдоподобно, я не смогу обратиться за помощью в водную полицию, чтобы она осмотрела порт или район, где, по вашим словам, проживает Кейлеб. Если он на самом деле убил собственного брата, это будет не так легко доказать.
– Ах… – Из груди миссис Стоунфилд вырвался короткий нервный вздох. – Конечно. – Лицо ее сделалось совсем бледным. –
Весь остаток дня до вечера сыщик расспрашивал домашнюю прислугу, начиная с повара с дворецким и кончая помощницей горничной с мальчишкой-посыльным, от которых ему не удалось узнать ничего, что могло противоречить сложившемуся у него первоначальному впечатлению об Энгусе Стоунфилде как об усердном и процветающем бизнесмене с самыми что ни на есть обыкновенными привычками, преданном муже и отце пятерых детей в возрасте от трех до тринадцати лет.
Дворецкий слышал о брате хозяина по имени Кейлеб, ни никогда не видел его. Он знал, что мистер Стоунфилд регулярно ездил в Ист-Энд для встречи с ним. Накануне этих поездок хозяин казался встревоженным и несчастным, а вернувшись домой, выглядел печальным. Почти всякий раз он возвращался оттуда избитым и в изорванной одежде, которую иногда уже нельзя было починить. Но Энгус запрещал вызывать к нему врача, заявляя, что об этом никто не должен знать и что миссис Стоунфилд позаботится о нем сама. Из всех полученных Монком сведений ни одно не могло пролить свет на то, где сейчас находился Стоунфилд и что с ним случилось. Его личные вещи и несколько писем, найденных в верхнем ящике секретера, свидетельствовали об аккуратности и привычке к порядку. Именно такую картину Уильям и ожидал увидеть.
– Вы что-нибудь выяснили? – поинтересовалась Женевьева, когда сыщик вновь появился в гостиной, прежде чем уйти.
Ему не хотелось огорчать женщину, но лицо ее и так казалось лишенным всякой надежды.
– Нет, – честно признался он. – Просто я не мог не проверить этот путь.
Миссис Стоунфилд опустила взгляд на собственные руки, крепко сцепленные перед собой, – единственный знак, выдававший обуревавшие ее душу чувства.
– Сегодня я получила письмо от опекуна Энгуса, милорда Рэйвенсбрука; он предлагает помогать нам до тех пор, пока мы не сможем… до тех пор. Может, вы узнаете, не согласится ли он… оказать вам помощь? Я имею в виду, не сообщит ли он вам что-нибудь полезное. – Она посмотрела Монку в лицо. – Я записала для вас его адрес. Он наверняка примет вас, когда бы вы к нему ни пришли.
– Вы решили согласиться с его предложением? – поспешно поинтересовался сыщик и, заметив пробежавшую по лицу собеседницы тень, стоило ему задать этот вопрос, понял, что допустил бестактность. Она обещала заплатить, и теперь Монк задумался, не показалось ли ей, что, спрашивая у нее о таких вещах, он беспокоится лишь о собственных деньгах.
– Нет, – ответила миссис Стоунфилд, прежде чем Уильям успел извиниться и как-нибудь оправдаться за собственную невежливость. – Я бы предпочла… – она на некоторое время замялась, – …не чувствовать себя в долгу перед ним, если этого можно избежать. Но он, безусловно, порядочный человек! – торопливо добавила Женевьева. – Он воспитывал Энгуса и Кейлеба, после того как их родители умерли. Он приходится им дальним родственником и вполне мог бы этого не делать, однако он растил их как собственных детей. Его первая жена умерла совсем молодой, и сейчас он женат во второй раз. Я не сомневаюсь, он окажет вам любую посильную помощь.
– Спасибо, – согласился Уильям, мысленно благодаря ее за то, что она, по всей видимости, не слишком обиделась на его неуместный вопрос. – Как только что-нибудь узнаю, я сразу поставлю вас в известность, даю вам слово.
– Я вам очень признательна, – тихо проговорила Женевьева, похоже собираясь добавить что-то еще, но в последний момент все-таки передумав. Сыщик поинтересовался про себя, не захотелось ли ей поделиться с ним тем, как глубоко переживает она за мужа и как ей не терпится поскорее узнать ответ. – Всего доброго, мистер Монк.