Брат Третьей Степени(Эзотерический роман)
Шрифт:
— Ах, так вы верите во внутреннее сознание? — На мгновение ее лицо смягчилось и сразу стало более женственным.
— Я верю в то, что человек является храмом Божественности и что в нем живут удивительные силы и способности.
— Человек — не только храм Божественности, человек и есть Божественность, совершенный человек — это Бог! — сказала она со страстностью, исключавшей возражения. Затем, внезапно сменив тему разговора, спросила:
— Что вы думаете о нынешнем социальном устройстве мира?
В то время я, хотя и вырос в среде аристократов и состоятельных людей, был тем, кого слишком консервативные люди назвали бы вольнодумцем, и ответил на поставленный вопрос соответственно:
— Я думаю, оно ненормально, чудовищно и противно божественному намерению. Социальное устройство, при котором альтруизм и индустрия стали жертвами алчности и лени, не может долго быть насмешкой над вечной справедливостью, его конец близок.
Эта странная женщина усилием воли контролировала выражение своего лица, но по лучистому свету в глазах я понял, что высказал чувства, близкие ее собственным.
— И как это завершится? — спросила она.
— Все зависит от людей. Если со временем моральные устои станут достаточно сильны, нынешнее плачевное положение дел уступит место чему-то более высокому. Однако, если эти моральные перемены слишком надолго откладывать, то, подобно многим цивилизациям прошлого, мы ввергнемся в хаос, в ночь ужаса. И тогда из оставшихся осколков через годы и столетия тяжких трудов и горя будем строить вновь.
Беспокойство, которое всегда находило на меня в моменты полной откровенности, сейчас поднималось изнутри. Я едва мог усидеть.
— А что бы вы предприняли, чтобы помочь человечеству предотвратить роковую судьбу? И насколько вы лично заинтересованы в этом?
— Мадам, я сделаю все, что в моих силах. Но что я могу? Я всего лишь маленький, незначительный человек, а посмотрите, сколько должно быть сделано!
— Вы как отдельная личность можете немного, но как орудие Бесконечного — многое.
Я хотел сказать еще кое-что, но она снова резко изменила тему беседы.
— Знаете ли вы точное время своего рождения?
Вспомнив числа, сообщенные месье Дюраном, я назвал их. Нисколько не удивившись точности моей информации о часе рождения, который знают немногие, она записала все в маленькую книжечку. Затем, открыв ящик, вынула оттуда карточку и вручила ее мне, сказав:
— Приходите по этому адресу завтра утром в девять часов, предъявите карточку. Никому ни о чем не сообщайте, отправляйтесь один. Сейчас вы свободны.
Провожатая в вуали ждала в зале. Не говоря ни слова, она повела меня другим путем на первый этаж. В боковой галерее, по которой мы проходили, висело множество прекрасно выполненных портретов мужчин и женщин. Здесь были представлены все великие нации земли: индусы, китайцы, турки, греки, египтяне и все современные западные нации. На ходу я бросал на них торопливые взгляды, и вдруг невольный возглас сорвался с губ, когда мой взор упал на висевшие бок о бок портреты моих отца и матери, запечатленных в полный рост. Картины явно были написаны с них не в юности, а в последние годы. Моя спутница, шедшая немного впереди, остановилась, но, заметив, что вопрос готов сорваться с моих уст, молча, жестом указала мне следовать за ней. Мы вышли наружу через мраморный портик к ожидавшему нас экипажу. Возница предупредительно открыл дверцу, и к моей радости девушка села вместе со мной. Она первой нарушила молчание, но только когда мы миновали арку ворот.
— Почему вы, месье, вскрикнули в галерее? Узнали кого-то на портрете?
— Никого, кроме моих отца и матери, — ответил я. — 0, мадемуазель, как они попали сюда? И какое поразительное сходство!
— Все члены высоких степеней Братства представлены в этом собрании, — сказала она. — Хотели бы вы, чтобы и ваш портрет был там?
— Он будет там, если это в человеческих силах.
— Месье и не догадывается, что значат его слова. — Ее голос снова был нежен, и каждое слово волновало меня не меньше, чем в предыдущую поездку.
— Мои родители добились этого, а значит, смогу и я. Каждый человек способен достичь такой великой цели, если только проявит волю. Они доверили мне совершить это, и я совершу. А ваш портрет, мадемуазель, там есть?
— Ну разве может такое слабое существо, как я, подняться до подобного величия? В той галерее, месье, не может быть портрета того, кто таит мысли о любви. Как же может женщина, рожденная для любви, когда-либо достичь этого?
Сердце мое подпрыгнуло, горло перехватило, ибо мне показалось, что ее слова имеют тайный смысл. Успокаивая свое дыхание, я возразил:
— Но моя мать любила, а она там.
— Значит, она должна была принести свою любовь в жертву.
И тут последние разговоры моих родителей еще раз пронеслись в памяти; вспомнилось грустное отплытие матушки на роковом пароходе; затем на ум мне пришли все тайны последних нескольких дней. Словом, я был близок к тому, чтобы снова потерять самообладание, когда спутница, будто читавшая мои мысли, сказала:
— Существуют три великих шага в продвижении человека к совершенству, и все их можно объединить одним словом — самообладание. По отдельности — это контроль над телом, контроль над умом, контроль над сердцем. Славен тот, кто управляет телом, еще более — тот, кто контролирует ум, но из всех по-настоящему велик тот, кто овладел сердцем.
«Очень верно сказано», — подумал я, чувствуя, что при звуках ее голоса меня всего обдает жаром. О, как же я жаждал увидеть лицо за этой жестокой черной вуалью! Вспомнились слова отца о родственных душах. Может, это она и есть? И я рискнул спросить:
— Мадемуазель, вы говорили, что рождены для любви, а слышали ли вы про близкие души и верите ли в них?
Она села вполоборота ко мне, и я увидел, как — в этом не было сомнений — затрепетала ее рука, и услышал дрогнувший голос:
— Да.
Волнение мое усилилось, но, стараясь говорить спокойно, я продолжил:
— В чем суть этого учения, мадемуазель? Значит ли это, что все души имеют своих суженых?
— Нет. Возможно, это общепринятая идея, но она ошибочна. Истинное учение таково: существуют души, — но не все, — которые стали нераздельно связанными, благодаря гармоничному союзу, достигнутому в прошедших жизнях. Такие случаи редки, но они известны.
Я приготовился задать новые вопросы, но экипаж уже остановился перед домом Дюранов.