Брат

Дронт Николай

Между прочим, парень рассказал, что с лестницы не падал. Сосед по двору в драке кастетом отоварил. Приходил потом в больницу, просил прощения. Его маме денег занёс, чуть не триста рублей. Очень сесть боялся. Лёша и сам ментам сдавать человека не собирался, а за такие бабки тем более. Ведь без отца рос, столько денег в семье никогда не видели. А голова… Что голова? Поболит и перестанет.

Сева, который симулянт, оказался из семьи интеллигентов. Кроме обычной школы, учится в изостудии. Рисует гипсы карандашом, акварелью натюрморты, а недавно начал работать с маслом. Ему, как и Лёше, уже восемнадцать лет. В прошлом году поступал в Суриковский МГХИ, не прошёл, не понравились представленные работы. В

этом году будет пробовать снова. Если не пройдёт, будет поступать в автодорожный, к отцу. Иначе придётся идти работать, участковый уже приходил, еле удалось отмазаться.

Саша-эпилептик пока школьник, учится плоховато. У него отец работает на дальнобое – гоняет грузы в Европу и обратно. Понятно, кое-что возит. Туда водку и икру, обратно джинсу.

Я сказал про себя, что полностью здоров. Давным-давно, ещё до школы, попал под машину, а потом лежал с сотрясением мозга в больнице. Только потому сюда и направили.

Посплетничали о больных – мужики как мужики, даром что психи. Позлословили про больничную кормёжку – кормят хреновато, но десять дней по-любому выдержим. Стали прикидывать, что нас завтра ждёт, решили – ничего хорошего. Поболтали, затем пошли ложиться спать.

Один больничный день

Утром анализы, затем завтрак: манная каша на жидком молоке, серый хлеб с кусочком масла и сладкий чай. В другой больнице кормили получше. Может, из-за того, что тогда в детском отделении лежал? Соседи сказали, что в психушке действительно кормят так себе. В простой больнице лечатся работяги, а здесь – хронические больные. Денег на хроников отпускают меньше. Однако, по сравнению с другими местами, у нас неплохо. В воскресенье на завтрак яйцо дают. Сегодня вторник? На ужин дадут пирог со сладким джемом. Опять же, пока валяешься здесь, пенсию платят, а ты её не тратишь, на что-нибудь экономишь.

После завтрака всех больных погнали на трудотерапию. Очень для них полезно в плане выздоровления коробочки клеить. Не шучу, именно так нам сказали. Принесли большую коробку острых ножниц с перемотанными пластырем ручками и кучу картонных квадратиков с выдавленными полосками для сгиба. Технология проста – надо вырезать маленькие квадратики по углам, образовавшимся пересечением выдавленных линий. Затем полоски сгибаются, обмазываются клеем и фиксируются узкой бумажкой, получается коробочка для лекарств. Крышку для неё тоже сделают в отделении, но не сегодня. Работа простая, однако кому-то её надо делать. Миша, взрослый мужик из моей палаты, первым схватил ножницы и начал резать сразу по нескольку листов. Я тогда понял, зачем нужен пластырь – иначе, при такой толщине картона, тонкие кольца ручек больно давят на пальцы.

Зачем с таким пылом бросаться в работу, узнал не сразу. Я резал по одной картонке, и то с непривычки пальцы заболели. А некоторые, вроде Миши, старались не хуже стахановцев. Я вслух удивился такому трудолюбию, сосед тогда нас и просветил. За коробочки инвалидам платят деньги. Пусть немного, но платят. В прошлый месяц он заработал сколько-то, получилась прибавка к пенсии. Пенсия в тридцать с небольшим лет? Оказалось, что Михаил «хроник», инвалид 2-й группы. Живёт с матерью. Её пенсия по старости и его пенсия по инвалидности, её зарплата уборщицы и его сдельщина от «ёлочек» – вот им на жизнь и хватает. «Ёлочки» – это зелёные пластиковые ветки для искусственных новогодних ёлок. Работа простая. Всего-то надо нарезать куски проволоки определённого размера и втолкнуть их внутрь заготовок. Для крепости и чтобы потом было, за что крепить ветку к стволу. За день он может отработать несколько сотен веток, но больше положенной нормы ему не привозят. Есть и другие инвалиды-надомники, те тоже заработать хотят.

Видимо, мужику никак

не хватает пенсии. Решил помочь и стал подкладывать картонки в Мишину стопку. Рядом сидящие Лёша и Саша последовали примеру. Денег нам всё едино не положено, чай не на пенсии, а так хоть человека поддержим. Всеволод просто сидел и ничего не делал из принципа. Резать, даже по одной штуке, как мы, – работа не для него. Когда закончились картонки, заготовки стали складывать по выдавленным полоскам, а вот клеить нам не доверили. Побоялись, что конечный продукт испачкаем. К отчётливой досаде желающих подработать, трудотерапия закончилась задолго до обеда. Ножницы унесли, а за больными записали количество сделанных изделий. Для расчёта, пояснил Миша. Нас троих включили к нему в бригаду и вывели общий итог. А Севе поставили ноль, что, впрочем, его не расстроило.

Кстати, зря. Михаил, как старожил, много полежавший по больницам, просветил – отказывающиеся работать считаются невписавшимися в коллектив личностями с асоциальными наклонностями. Что для первичного анамнеза весьма погано. Проще говоря, диагноз будет тяжелее. Отказ от приёма лекарств проходит только у таких, как мы, новичков, но лишь один раз, и то в целях диагностики, с постановкой жирного минуса в истории болезни.

С пенсией по инвалидности понятно. Моя бабушка-покойница, которая мне жильё оставила, жила на минимальную пенсию по старости – сорок пять рублей. Старушке не так много надо, ей хватало. Она иногда ещё могла сунуть рублишко мне «на кино». Когда я приезжал к ней помогать по дому, к чаю обязательно была горстка конфет, причём среди прочих в вазочке лежали несколько шоколадных.

Помогать приходилось раз в пять недель. В коммуналке пять комнат, и жилец каждой комнаты дежурил по квартире неделю. Кроме бабушки там жили ещё три пенсионерки и молодая женщина с маленьким ребёнком. В своих комнатах жильцы наводили порядок сами. Дежурство заключалось в мытье пола в пятницу. Огромный коридор, застеленный когда-то дорогим дубовым паркетом, а затем почему-то покрашенный дешёвым суриком, – основной объект приложения сил. Туалет и ванная застелены плиткой, и их надо было просто подмахнуть мокрой тряпкой. На моей памяти в ванной часто стирали и полоскали бельё, но никогда не мылись, предпочитая ходить в баню. Над раковиной, понятно, умывались и чистили зубы, но в саму ванну редко залезали. Унитаз был всегда идеально чист и благоухал хлоркой. У пенсионерки из первой комнаты был такой бзик – каждое утро она дезинфицировала унитаз.

Раньше в квартире было шесть комнат. Задолго до вселения моей бабушки, одна освободилась, и её превратили во вторую кухню, более просторную и светлую, чем первая. Туда поставили кухонные столы первых трёх комнат и газовую плиту. Старая кухня осталась во владении последних двух комнат. Дежурный кухни никогда не мыл.

Кстати, пока была жива тётя Поля, за рубль она могла вымыть полы вместо другого жильца.

До обеда нам троим выдали по кругленькой кисленькой витаминке «С». А Севе вкололи какую-то гадость, он сразу стал совсем спокойным и только с помощью санитара добрался до койки.

Затем нас по очереди вызывали в кабинет. Там с нами беседовали сразу три врача. У меня ничего такого не спрашивали, единственно поинтересовались – в какой род войск хочу идти? Сказал – в десант. В прошлой жизни меня никуда не взяли, думаю, и сейчас не возьмут.

После обеда вместо тихого часа желающих повели на прогулку. В раздевалке висят колючие безразмерные бушлаты, суконные ушанки и огромные боты. Их положено надевать, когда гуляешь по улице. Бродили по принадлежащему нашему отделению огороженному сетчатым забором маленькому участку с несколькими лавочками и чахлыми деревцами, зато с видом, через высокий кирпичный забор с колючей проволокой, на зарешеченные тюремные окна.