Братство рун

Бэннокберн

1314 год от Рождества Христова

Битва закончилась.

Небо потемнело и стало мрачным, как потускневшее железо, потерявшее всякий блеск. Ни единого куска голубого неба не показывалось из-за плотного покрывала туч, которые затянули низину под Бэннокберном унылым серым цветом.

Похоже, сама земля отражала сумрачное небо. Поросшие скудной растительностью холмы, обступающие болотистую местность, окрасились в грязно-коричневый

и землисто-желтый цвет. Широкое поле боя было похоже на пашню, вспаханную плугом крестьянина, чтобы принять посевы; но это были семена смерти, которые посеяли на полях вокруг Бэннокберна.

Они сошлись на рассвете: войска англичан, неоднократно пытавшихся под предводительством своего неотступного Эдуарда II поставить на колени строптивых шотландцев, и войско шотландских графов, собравшихся под знаменем своего короля Роберта Брюса, чтобы дать последний, отчаянный бой за свободу.

Они встретились на болотистой земле под Бэннокберном для этой битвы, которой было суждено окончательно определить судьбу Шотландии. В конце битвы воины Роберта одержат победу, но за нее будет дорого заплачено.

Широкое поле было усеяно бесчисленным количеством безжизненных тел, они лежали в поросших мхом расщелинах, таращились пустым взглядом мертвых глаз, поднятых с немым укором вверх к небесам, в которых развевалось ободранное знамя штандарта. Холодный ветер смерти продувал низину, и, будто сама природа испытывала сочувствие к горю людей, поднялся обволакивающий туман, белый, как саван.

То там, то тут что-то еще двигалось; раненые и оглушенные, в которых еще теплилась жизнь, пытались привлечь к себе внимание хриплыми криками.

По схваченной морозом почве поля битвы катилась повозка, запряженная волами. Ее колеса тихо поскрипывали. Пришла толпа монахов, чтобы отыскать раненых среди кровавых тел. Время от времени они останавливались, однако уже не могли ничего больше сделать, кроме как поддержать умирающего последней молитвой.

Монахи были не единственными, кто пришел в тот мрачный час на поле битвы под Бэннокберном. Из густого тумана, там, где тьма уже добралась до низины, выползли из подлеска ободранные фигуры, у которых не было уважения перед смертью и кого нищета толкала к тому, чтобы забрать себе все, что погибшие оставили на земле, — мародеры и воры, следующие за каждой битвой, как падальщики за стадом.

Беззвучно выбирались они из кустов, двигались на четвереньках, чтобы наклониться над мертвыми и украсть у них их нехитрый скарб. Здесь и там вспыхивали ссоры, если речь шла о том, чтобы заполучить в свое владение хорошо сохранившийся меч или лук. Нередко зазубренные клинки скрещивались, чтобы решить исход спора.

Два вора ссорились из-за шелковой накидки, которую надел в бой английский дворянин. Рыцарю она больше не пригодится, топор воина шотландского клана разрубил ему череп. Пока воры ругались из-за ценного имущества, вдруг в непосредственной близости от них из тумана появилась темная фигура.

Это была старая женщина.

Она была мала ростом и согнулась к тому же в три погибели, но своим черным одеянием из грубой шерсти и длинными седыми, как лунь, волосами она наводила ужас. Прищуренные глаза неподвижно смотрели из глубоко запавших глазниц, узкий скрюченный нос делил изборожденное морщинами лицо старухи на две половины.

— Кала, — зашипели воры в ужасе, и в следующий миг борьба за накидку была окончена. Без сожаления оба мародера бросили роскошную ткань и скрылись в тумане, который теперь поднимался из низины еще гуще.

Старая женщина презрительно проводила их взглядом. Она не испытывала никакой симпатии к тем, кто нарушал покой мертвых, даже если шла элементарная борьба за выживание, которая, как правило, и вынуждала их к мародерству. Своими зоркими, водянистыми глазами старуха окинула место и различила сквозь завесу тумана призрачные очертания монахов, которые заботились о раненых.

В гортани Калы раздались брезгливые звуки.

Монахи. Представители нового порядка.

Их становится все больше и больше в последние дни, повсюду, как грибы после дождя, появляются монастыри. Уже давно христианская вера вытеснила старую, показав себя более сильной и могущественной. Многие стародавние обычаи вытесняются новыми. Всему тому, что хранилось из поколения в поколение, грозит кануть в небытие.

Как и в этот день.

Ни один из монахов не знал, что действительно разыгралось на поле битвы под Бэннокберном. Они видели только лишь очевидное. То, о чем будет вспоминать история.

Пожилая женщина медленно шла по усеянному трупами полю, чья земля была пропитана кровью. Вдоль ее пути лежали скорченные трупы, отрубленные руки и ноги, лишившиеся своих хозяев мечи и доспехи, окропленные кровью и забрызганные грязью. Вороны, изрядно потрудившиеся над павшими, взлетали, шумно хлопая крыльями и тревожно каркая, когда она приближалась к ним.

Кала смотрела на все с равнодушием.

Она слишком долго жила и слишком много видела на своем веку, чтобы испытывать искренний ужас. Она была свидетельницей того, как ее родина была завоевана англичанами и жестоко обращена в рабство, пережила падение своего мира. Кровь и война стали постоянными спутниками ее жизни, и в глубине души она испытывала тихий триумф, наконец увидев, что англичан так сокрушительно разбили. Даже если цена за это была высока. Выше, чем догадывался об этом любой смертный.

Старуха добралась до центра поля брани. Туда, где разразилась самая жестокая битва, где король Роберт вместе со своими кланами Запада и их предводителем Ангусом Огом принял на себя главный удар английских атак. Там теперь гуще, чем где-нибудь еще, громоздились кучами тела поверженных. Пронзенные стрелами трупы усеяли землю, и там и тут ворочались раненые, которым пока выпало сомнительное счастье избежать милостивой смерти.

Старая Кала не удостоила их вниманием. Она пришла сюда по одной-единственной причине — убедиться собственными глазами, что предсказанное рунами сбылось…