Братство рун
Шрифт:
Наступила ночь. Луна стояла высоко в небе, она освещала круг камней бледным светом и придавала одеяниям Милленкорта черты привидения. Если бы Гвеннет не знала, кто скрывается под этим внушающим страх одеянием, она бы тоже испугалась. Но внутри нее все наполнилось упрямством, и она решила не показывать ни страха, ни слабости, хотя слова старой Калы повторялись у нее в сознании, как бесконечное эхо: Я видела твой конец, темный и ужасный…
Люди в балахонах, которые окружили место жертвоприношения, начали глухое песнопение на древнем, языческом языке. Нескольких обрывков, которые разобрала Гвеннет, было достаточно, чтобы понять, о чем идет речь.
О темных духах.
О власти и предательстве.
О крови…
Ее подвели к жертвенному столу, где заставили опуститься на колени. Ей завязали руки, чтобы у нее не было возможности защищаться. Бормочущий заклятия Милленкорт вознес руки, и моментально все члены братства смолкли. Наступила полная тишина, и Гвеннет почти физически чувствовала то зло, которое ей предстояло. Отчаяние закралось ей в душу и перехватило горло, но она храбро боролась с ним.
— Эта баба, — возвысил голос Милленкорт, — осмелилась встать на нашем пути. Она подслушала нас, тайно шпионила за нами и выдала нас нашим врагам. Вы все, братья мои, знаете, какое наказание постигнет ее за такое преступление.
Люди в балахонах ответили одним-единственным словом на кельтском языке. Оно означало «смерть».
— Верно, братья мои. Но вы все знаете, что нашему братству предстоит великое дело в эти дни. Благодаря помощи тех, кто примкнул в последнее время к нашему братству, нам представилась возможность все изменить. Мы можем получить власть и влияние и повернуть вспять колесо времени.
Когда-то римляне пришли на нашу землю и принесли нам проклятие. Мы сумели прогнать римлян. За ними пришли саксы. Потом викинги. Наконец норманны. Мы храбро боролись, но мы не смогли помешать тому, что наше влияние становилось все меньше и меньше вплоть до сегодняшнего дня. И падение близится, братья мои. Все новые короли и князья отворачиваются от старого порядка. Они уничтожают суть кланов и превращают свободных мужей в вассалов. Они поворачиваются к древним силам спиной и отдают свое расположение вере, которую принесли монахи. Повсюду появились монастыри, как гнойные нарывы, нас становится все меньше и меньше. Наше время подходит к концу, братья мои, уже слышится его похоронное пение. Если мы не будем действовать и не остановим ход вещей, то уже скоро мы лишимся своей власти и влияния. Будут нарушены традиции, воцарится новый порядок, и мы все станем его рабами. Этого нельзя допустить.
То там, то тут раздались крики одобрения, перешедшие в возмущенный гомон. Каждый присутствующий, казалось, разделял мнение Милленкорта, и Гвеннет чувствовала ненависть, которая была адресована ей. И одним из этих людей в балахонах, думала с ужасом она, был ее брат…
— Уже скоро, — продолжил граф, — все будет предано забвению. Потому что судьба выбрала нас для того, чтобы изменить ход вещей. Мы остановим колесо времени и провернем его до того дня, когда пришли чужеземцы и начали вмешиваться в наши интересы. Новый порядок падет, братья мои. Недолго уже ждать, и древние боги вернутся, а с ними и время, когда мы были сильны и свободны и не должны были прятаться по углам. Все это свершится, точно так, как предсказывали руны.
Сектанты отвечали резким, торжествующим пением, которое поразило Гвеннет до глубины души.
Старая Кала была права. Милленкорту и его людям действительно было важно остановить колесо времени. Более того, они хотели возвратить языческие времена, когда страна, как они утверждали, была свободной и могущественной.
Такими обещаниями они заманили молодых людей, честолюбивых, каким был Дункан, готовых поднять восстание из-за своего недовольства. Гвенн же, напротив, не строила себе иллюзий по поводу того, что двигало Милленкортом и его сподвижниками в действительности. Они хотели только одного. Того, чего хотели все и из-за чего уже из поколения в поколение проливалась кровь.
Власти.
Только для них речь шла о том, чтобы снова сидеть за столом всемогущих, хотя время рун и друидов уже давно прекратилось. Принятое решение предать Уильяма Уоллеса давало им надежду на то, что скоро все их планы станут реальностью.
— Взгляните, братья мои, — закричал Милленкорт, у которого неожиданно оказался в руках меч. Он высоко поднял его, и лунный свет заиграл на клинке. — Взгляните на это оружие! Вы узнаете его?
— Меч Уоллеса, — ответили с почтительным страхом все вокруг.
— Верно. Меч Уоллеса, выкованный в древние времена и обладающий огромной силой. С помощью верных друзей он оказался в наших руках. Это и есть ключ к власти, братья мои. Оружие, с которым мы сокрушим новый порядок. Война и хаос станут следствием этого, и из пепла мы поднимемся как новые повелители страны. Руны и кровь воцарятся, точно так же, как в прежние времена.
— Руны и кровь, — эхом вторили они.
— Наделенный проклятьем клинок принесет Уоллесу падение, а нам победу. Это и есть причина, почему мы собрались здесь, в кругу камней, в том самом месте, где испокон веков почитались боги и их знаки. Сегодня луну проглотит дракон ночи, братья мои, и это значит, что настало время произнести проклятье и свершить нашу месть.
Все взгляды обратились к ночному небу. Гвенн тоже посмотрела наверх и с ужасом увидела, что луна действительно исчезла. Что-то заслонило ее собой и отбросило свою тень, заставляя луну окраситься в грязный красный цвет.
Как кровь, подумала с ужасом Мэри, в то время как братья рун с новой силой продолжили свое жуткое пение, становящееся тем громче, чем больше луна погружалась в темноту.
Панический страх охватил Гвеннет. Неужели Милленкорт и его люди своей силой заставили исчезнуть луну? Они могут влиять на созвездия и по-новому устроить порядок в мире?
— Уже пора, братья мои! — вдруг закричал друид. — Час нашей мести настал. Принесите ко мне девушку!
Снова грубые руки схватили Гвеннет и подняли вверх. Ее притащили к каменному столу и положили животом на него. Все, что она могла видеть, была бледная рука ее мучителя, которая держала рунический меч. Пение сектантов становилось все громче, стремясь к самой высокой ноте. Гвеннет слышала холодные языческие слова, и теперь смертельный страх перехватил ей горло и заставил отчаянно биться сердце.
— Руны и кровь! — закричал Милленкорт и поднял меч. — Да свершится!
— Нет! — закричала Гвеннет громко и устремила свой взгляд к людям в масках, стоявшим вокруг жертвенного стола. — Я прошу вас, пощадите меня! Дункан, где ты? Дункан, прошу, помоги мне!..
Но ответа не было.
— Руны и кровь! — закричали снова сектанты, и когда Гвеннет увидела неприкрытую жажду крови, сверкающую в их глазах сквозь прорези в масках, она поняла, что спасения нет.
Так вот какой конец пророчила ей Кала. Колдунья оказалась права и здесь.