Братство
Шрифт:
– Хорошо. А теперь отпусти женщину.
– Сперва отпусти меня. А потом я освобожу ее.
– Нет.
– У меня есть связи с королем Людовиком. Проси, чего хочешь во Франции, и это будет твоим. Поместье? Где?
– У меня уже есть все это. Здесь. И ты никогда не будешь здесь править.
– Борджиа пытаются изменить заведенный порядок, - заговорил Валуа, меняя тактику.
– Я же хочу, чтобы все было правильно. Править должен представитель королевской династии, а не дураки, в чьих венах течет вода.
– Он помолчал.
– Я знаю, что ты не такой варвар, как все
– Пока я жив, ни ты, ни Чезаре, ни Папа, никто из тех, на чьей стороне нет мира и справедливости, никогда не будет править Италией, - проговорил Эцио, медленно шагнув вперед.
Казалось, страх заставил французского генерала застыть на месте. Рука, в которой он держал пистолет, приставленный к голове Пантасилеи, дрожала, но Валуа не отступил. Очевидно, в здании больше никого не было, если не считать попрятавшихся слуг. До них донесся равномерный звук сильных ударов, двери в дом сотряслись. Должно быть, Бартоломео справился с французами и приказал притащить таран.
– Прошу...
– выговорил генерал со всей учтивостью.
– Я же убью ее.
Он поднял глаза, пытаясь увидеть на крыше лучников, выдуманных Эцио, и даже не задумался над правдивостью этого заявления. Эцио ляпнул первое, что пришло в голову. В современных битвах лучников уже не использовали, несмотря на то, что лук перезаряжался куда быстрее пистолета или мушкета.
Эцио еще раз шагнул вперед.
– Я дам тебе все, что хочешь. Здесь много денег, я хотел заплатить своим людям, но теперь все достанется только тебе! И я... я... я сделаю все, что ты захочешь!
– он уже умолял, а фигура выглядела настолько жалкой, что Эцио едва скрыл презрение. И этот человек считал себя практически королем Италии!
Он не заслуживал даже смерти.
Эцио подошел ближе. Они посмотрели глаза в глаза. Эцио медленно забрал из вялых рук генерала сперва пистолет, а потом веревку. Всхлипнул, Пантасилея отошла в сторону, наблюдая за происходящим широко распахнутыми глазами.
– Я... я только хотел уважения, - слабо прошептал генерал.
– Настоящее уважение можно только заработать, - отозвался Эцио.
– Его нельзя получить по наследству или купить. И нельзя добиться силой. «Пусть ненавидят, лишь бы боялись» - самое глупое выражение, которое когда-либо придумывали. Не удивительно, что оно нравилось Калигуле. И не удивительно, что современные Калигулы живут по этому же принципу. А ты им служишь.
– Я служу моему королю, Людовику XII!
– Валуа уныло посмотрел на Ассассина.
– Но, пожалуй, ты прав. Теперь я понял.
– В его глазах сверкнула надежда.
– Мне нужно больше времени...
Эцио вздохнул.
– Увы, мой друг. Ты проиграл, - он обнажил меч, Валуа, осознав все, с достоинством опустился на колени и склонил голову.
– Покойся с миром, - шепнул Эцио.
С треском развалились двери, и во дворе появился Бартоломео, весь в пыли и залитый кровью, но невредимый. За его спиной стояли наемники. Он бросился к жене и обнял так крепко, что у нее перехватило дыхание. Бартоломео стал развязывать веревку у нее на шее, но пальцы дрожали, поэтому этим занялся Эцио. Барто двумя ударами Бьянки перерубил кандалы на
– О, Пантасилея, голубка моя, сердце мое, ты только моя! Никогда больше так не исчезай! Без тебя бы меня самого не стало!
– Нет! Ты спас меня!
– О, - Бартоломео смутился.
– Нет. Не я - Эцио! Он придумал...
– Госпожа, я рад видеть, вас в целости, - оборвал его Эцио.
– Мой дорогой Эцио, как я могу тебя отблагодарить? Ты спас мне жизнь!
– Я всего лишь действовал в соответствии с великолепным планом твоего мужа.
Бартоломео посмотрел на Эцио с растерянностью и благодарностью.
– Мой принц!
– проговорила Пантасилея, обнимая мужа.- Мой герой!
Бартоломео покраснел и, подмигнув Эцио, сказал:
– Ну, если я теперь твой принц, мне надо будет добиться этого титула. Имей в виду, это все было моей идеей...
Они пошли к выходу, но по пути Пантасилея коснулась Эцио и прошептала: «Спасибо».
ГЛАВА 41
Через несколько дней после того, как Бартоломео одержал сокрушительную победу над остатками армии Валуа, Эцио, прихватив с собой Лиса, отправился в убежище Ассассинов на острове Тиберина, куда Эцио приказал явиться всем членам Братства.
– Каково положение дел в Риме?
– спросил Эцио.
– Все хорошо, Эцио. Французская армия в смятении, Чезаре потерял важного союзника. Твоя сестра, Клаудиа, сказала, что послы Испании и Священной Римской Империи поспешно вернулись к себе на родину, а мои люди справились со «стоглазыми».
– Но нам предстоит сделать еще много...
Они добрались до убежища, где во внутренней комнате уже собрались их товарищи. В центре комнаты в очаге уже горел огонь.
Они поздоровались и заняли свои места. Макиавелли встал и произнес по-арабски:
– Laa shay’a waqi’un moutlaq bale kouloun moumkine. В этих словах заключена мудрость наших предков. Мы работаем во Тьме, но служим Свету. Мы - Ассассины.
Эцио тоже встал и обратился к сестре:
– Клаудиа, мы посвятили свою жизнь защите свободы человечества. Марио Аудиторе и его брат, Джованни, наш отец, когда-то точно так же стояли у огня. И теперь я предлагаю тебе присоединиться к нам.
Он протянул руку, и она взяла ее. Макиавелли вытащил из огня знакомое железное тавро для клеймения, оканчивающееся двумя половинками кольца, которые соединялись с помощью рычага на ручке.
– Все дозволено. Ничто не истинно, - спокойно проговорил он. И остальные - Бартоломео, Лис, Эцио - повторили эти слова.
Макиавелли, как когда-то Антонио де Маджианис в момент принятия Эцио в Братство, торжественно сомкнул тавро на безымянном пальце Клаудии, навсегда выжигая на нем символ Ассассинов.
Клаудиа вздрогнула, но не закричала. Макиавелли убрал тавро и отложил в сторону.
– Добро пожаловать в Братство, - официально сказал он Клаудии.
– Сестры тут тоже есть?
– поинтересовалась она, нанося на обожженный палец успокаивающую мазь, пузырек с которой протянул ей Бартоломео.